Питер Уоттс - Рифтеры

«Это то, что ты делаешь», – сказала бы она, а потом заплакала бы. Как Фишер сейчас. Он всегда плачет, когда кончает.

Некоторое время спустя Джерри просыпается от боли. Он лежит, свернувшись, на матрасе, и что‑то впивается ему в щеку: маленький осколок стекла.

Зеркала.

Фишер смотрит на него, удивленный. Серебряный осколок с темно‑кровавым наконечником, похожим на маленький зуб. В каюте зеркала нет.

Он протягивает руку, касаясь переборки позади подушки. Там Лени. Прямо с другой стороны. Но здесь, на этой стороне, есть темная линия, ободок тени, которого он раньше не замечал. Глаза следуют за ним до края стены, до провала где‑то в полсантиметра шириной. То тут, то там в этом крохотном пространстве до сих пор видны небольшие обломки стекла.

Похоже, зеркало скрывало всю переборку. Вроде видеокамер слежения Скэнлона. И его не просто убрали, судя по оставшимся фрагментам. Кто‑то его расколотил.

Лени. Она прошла по всей станции, прежде чем спустились остальные, и разбила все зеркала. Фишер не понимает, почему так в этом уверен, но ему кажется, что именно так поступила бы Кларк в отсутствие свидетелей.

«Может, ей не нравится смотреть на себя. Может, она стыдится».

Иди, поговори с ней, велит Тень.

«Не могу».

Нет, можешь. Я тебе помогу.

Он подбирает верхнюю часть гидрокостюма. Та скользит по телу, ее края сплавляются посередине груди. Переступает через рукава и брюки, все еще разбросанные по палубе, нагибается за линзами.

Оставь их!

«Нет».

Да.

«Я не могу, она увидит меня…»

А разве ты не хочешь именно этого?

«Я ей даже не нравлюсь, она просто…»

Оставь их. Я сказала, что помогу тебе.

Джерри прислоняется к закрытому люку, глаза зажмурены, быстрое дыхание громким эхом отдается в ушах.

Вперед. Вперед.

Коридор снаружи погружен в глубокие сумерки. Фишер идет к задраенному люку в каюту Лени, касается его, боясь постучать.

Сзади кто‑то хлопает его по плечу.

– Она снаружи, – говорит Брандер.

Его костюм запаян по шею, рукава и штанины на месте, герметично закрыты. Скрытые глаза пустые и тяжелые. И, как обычно, какое‑то напряжение в голове, тот самый знакомый тон, говорящий: «Ну дай мне повод, урод, ну сделай хоть что‑нибудь…»

Может, он тоже хочет Лени.

Не зли его, предупреждает Тень.

Фишер сглатывает.

– Я просто хотел поговорить с ней.

– Она снаружи.

– Ладно. Я… Я зайду попозже.

Брандер тыкает в лицо Джерри. Смотрит на свой палец, покрытый чем‑то липким.

– Да ты порезался.

– Ничего страшного. Со мной все нормально.

– Это плохо.

Фишер старается протиснуться мимо Брандера в собственную каюту. Коридор сталкивает их вместе.

Брандер сжимает кулаки:

– Не смей меня трогать, тварь.

– Да я не… Просто пытаюсь… В смысле… – Фишер умолкает, оглядывается по сторонам.

Вокруг никого.

Вполне осознанно Брандер расслабляется.

– И ради бога, надень свои линзы. Никто не хочет туда смотреть.

Он поворачивается и уходит.

Они говорят, что Лабин спит прямо там. И Лени иногда, но Кен не бывает в своей каюте с тех пор, как остальные спустились на станцию. Он не включает фонарь, держится подальше от освещенной части Жерла, и ничто его не беспокоит. Фишер слышал, как Наката и Карако разговаривали об этом на последней смене.

Это начинает казаться неплохой идеей. Чем меньше времени он проводит на «Биб», тем лучше.

Станция – тусклая далекая клякса, светящаяся слева от Фишера. Там Брандер. Пойдет на дежурство через три часа. Джерри решает, что до этого лучше побыть здесь. Да ему и не нужно долго находиться внутри. Никому из них не нужно. Есть маленький опреснитель, приспособленный к электролизеру, на случай, если одолеет жажда, и куча клапанов и створок, которые делают вещи, о которых ему даже не хочется думать, когда Фишер мочится или испражняется.

Постепенно усиливается голод, но можно подождать. Тут ему хорошо, пока никто его не атакует.

Брандер не оставит его в покое. Фишер не может понять, что тот имеет против…

О да, ты все понимаешь, говорит Тень.

…но этот взгляд ему знаком. Брандер жаждет, чтобы Джерри облажался по‑крупному.

Остальные большую часть времени держатся в стороне. Нервная и беспокойная Наката вообще старается никому не попадаться на глаза. Карако ведет себя так, словно ее совершенно не беспокоит даже перспектива свариться заживо в гейзере. Лабин просто сидит там, уставившись в пол, таясь и тлея. И Брандер к нему не суется.

Остается Лени. Холодная и далекая, как горная вершина. Нет, Фишер не получит от них никакой помощи против Брандера. Поэтому, когда доходит дело до выбора между множеством чудовищ снаружи и одним внутри, все очевидно.

На станции Карако и Наката проводят осмотр корпуса. Их отдаленные голоса раздражающе жужжат у Фишера под челюстью. Он отключает передатчик и устраивается между выходящими на поверхность глыбами подушечного базальта.

Позже он так и не сможет вспомнить, когда задремал.

– Послушай, членосос. Я только что отпахал две смены от звонка до звонка, потому что ты не появился, когда должен был. А потом еще полсмены, пока искал тебя. Мы думали, ты в беду попал. Мы предположили, что ты в беду попал. И не говори мне…

Брандер толкает Фишера к стене.

– И не говори мне, – снова произносит он, – что с тобой было все в полном порядке. Даже не думай об этом.

Фишер оглядывает дежурку. Наката наблюдает от противоположной переборки, дерганая, словно кошка. Лабин с шумом роется в шкафчиках с оборудованием, повернувшись спиной к происходящему. Карако кладет на полку ласты и проходит мимо к лестнице.

– Карак…

Брандер жестко бросает его к стене.

Джуди, нога уже на нижней ступеньке, поворачивается и смотрит на них буквально секунду. На ее лице призраком мелькает улыбка.

– Не смотри на меня, Джерри, приятель. Это твоя проблема.

После чего взбирается наверх.

Лицо Брандера маячит в нескольких сантиметрах от Фишера. Его капюшон еще запаян, за исключением ротового клапана. Глаза кажутся прозрачными стеклянными шариками, утопленными в черном пластике. Он сжимает хватку.

– Ну так что, членосос?

– Мне… жаль, – заикается Джерри.

– Тебе жаль. – Брандер оглядывается через плечо, включая Накату в веселье. – Ему жаль.

Та смеется как‑то чересчур громко.

Лабин гремит чем‑то в шкафчике, все еще не обращая ни на кого внимания. Люк воздушного шлюза начинает поворачиваться.

– Я не думаю, – говорит Брандер, стараясь перекричать неожиданное бульканье, – что тебе действительно настолько жаль.

Шлюз открывается. Оттуда выходит Лени Кларк, держа в одной руке ласты. Ее белые глаза окидывают взглядом комнату; на Фишере они даже не задерживаются. Без единого слова она проходит к штативу для сушки.