Питер Уоттс - Рифтеры

– С чего бы я должен причинить ему вред? Я просто хочу, чтобы ты посмотрела на его глаза.

Что‑то непонятное чувствуется в излучении Майка. Словно он немного рассинхронизирован сам с собой, как будто его мозг транслирует волны на двух частотах одновременно. Кларк трясет головой. Ощущение проходит.

– Но у него нет глаз, – осматривает она существо.

– Есть. Просто не на голове.

Он переворачивает его, большим и указательным пальцами кладет на спину. Ряды конечностей – то ли ног, то ли жабр – бесполезно цепляются, пытаясь ухватиться. Посреди них, там, где суставы встречаются с телом, на Лени смотрит линия крошечных черных сфер.

– Странно, – удивляется Кларк. – Глаза на животе.

И она снова чувствует это странное, почти призматическое ощущение расколотого сознания.

Брандер отпускает животное.

– Это разумно. Смотри, тут весь свет исходит ото дна. – Неожиданно он смотрит на Кларк, излучая волнение. – Эй, Лен, ты как себя чувствуешь?

– Да нормально.

– Ты кажешься какой‑то…

– Разделенной, – произносят они одновременно. Понимание. Она не знает, сколько тут идет от нее, а сколько исходит от Брандера, но неожиданно они оба понимают.

– Здесь есть кто‑то еще, – совсем без надобности поясняет он.

Кларк оглядывается. Кен. Но она его не видит.

– Твою мать. Думаешь, это он? – Брандер тоже осматривает воду. – Думаешь, наконец‑то начал встраиваться?

– Не знаю.

– А кто еще это может быть?

– Майк. Лени, – голос Лабина, слабый, откуда‑то спереди.

Кларк смотрит на Брандера. Тот – в ответ.

– Мы здесь, – кричит он, повышая громкость.

– Я нашел, – отвечает Кен, невидимый и далекий. Кларк отталкивается ото дна и хватает «кальмара».

Брандер рядом с ней, сонарный пистолет щелкает и потрескивает:

– Засек его. Нам туда.

– А что там еще?

– Без понятия. Что‑то большое. Три‑четыре метра. Металлическое.

Кларк проворачивает дроссель, Брандер следует за ней. Внизу разворачивается буйство цвета.

– Вон там.

Впереди сетка зеленого света разделяет дно на квадраты.

– Что за?..

– Лазеры, – говорит Брандер. – По‑моему.

В нескольких сантиметрах над дном светящимся изобилием прямых углов парят изумрудные линии. Под ними вдоль камней бегут желтовато‑серые металлические трубы; крохотные призмы через регулярные интервалы прорывают их поверхность. В каждой есть щель, из которой выбиваются четыре луча когерентного света, и еще четыре, и еще. Проволочная шахматная доска, наложенная на скалистое дно.

Рифтеры двигаются в двух метрах над сетью.

– Я не уверен, – скрежещет Брандер, – но мне кажется, это один луч. Просто отраженный от самого себя.

– Майк…

– Вижу.

Поначалу это всего лишь размытая зеленая колонна, медленно проявляющаяся в отдалении. Но приближение приносит с собой ясность: лучи, рассекающие поверхность океана, смыкаются в круге, изгибаются вертикально вверх, образуют сверкающие прутья цилиндрической клетки. Внутри нее прямо из дна растет толстый металлический побег. На его вершине виднеется большой диск, расцветая индустриальным зонтиком, откуда исходят спицы лазерного света, бесконечно отражаясь от дна.

– Это как… как карусель, – жужжит Кларк, вспомнив старую картинку из еще более давних времен. – Без лошадей…

– Не блокируйте лучи, – раздается голос Лабина, он висит с другой стороны от сооружения, направив на него сонарный пистолет. – Они слишком слабые и вреда не принесут, если только не попадут в глаз, но лучше не вмешиваться в то, что они делают.

– И что же? – спрашивает Брандер.

Лабин не отвечает.

«Ради всего…»

Но волнение Кларк только отчасти вызвано механизмом, стоящим перед ней. С толку сбивает другое, усиливающееся чувство: ощущение чужого разума: не ее, не Брандера, но, тем не менее, чего‑то знакомого.

«Кен? Это ты?»

– Мы не это видели на сонаре. – Лени чувствует неуверенность Майка даже в его словах. – Что бы там ни было, оно двигалось.

– Объект, который мы засекли, скорее всего, посадил эту штуку, – жужжит Лабин. – И уже давно ушел.

– Но что это… – Голос Брандера затихает, превращаясь в механический хрип.

Нет. Это не рифтер. Сейчас она это понимает.

– Оно думает, – говорит Лени. – Оно живое.

Кен вытаскивает еще один инструмент. Кларк не видит показателей, но сквозь воду до нее доносится красноречивый треск.

– И радиоактивное, – подытоживает Лабин.

Сквозь бесконечную тьму, раскинувшуюся между «Биб» и Землей Карусели, до них доносится голос Накаты.

– …Джуди… – шепчет он, слабый настолько, что почти не разобрать, – …рассеивающий слой…

– Элис? – Кларк выворачивает вокодер настолько, что может повредить уши. – Мы тебя не слышим. Повторить можешь?

– …просто… нет сигнала…

Лени едва разбирает слова, но каким‑то образом чувствует в них страх.

Небольшой толчок дрожью проносится мимо, вздымая клубы ила и топя сигнал Накаты. Лабин заводит «кальмар» и уносится прочь. Кларк и Брандер следуют за ним. Где‑то там, во тьме, «Биб» приближается децибельными отрезками.

Следующие слова они умудряются разобрать сквозь шум:

– Джуди пропала!

– Пропала? – отзывается Майк. – Куда пропала?

– Просто исчезла! – Голос мягко шипит словно отовсюду. – Я говорила с ней. Она находилась наверху, над глубинным рассеивающим слоем, была… Я ей сообщила о сигнале, который мы засекли, и она сказала, что тоже заметила какое‑то движение, а потом пропала…

– Ты проверила сонар? – хочет знать Лабин.

– Да! Разумеется, я проверила сонар! – Слова Накаты все яснее. – Как только ее отрезало, я все проверила, но ничего не увидела. Может, там что и было, но рассеивающий слой сегодня очень плотный, и я не уверена. Прошло уже пятнадцать минут, а она по‑прежнему не выходит на связь…

– Сонар ее в любом случае не уловил бы, – мягко говорит Брандер. – Он не пробьется через ГРС.

Лабин не обращает на него внимания.

– Послушай, Элис. Она сказала тебе, что увидела?

– Нет. Просто какое‑то движение, а потом я больше ничего от нее не слышала.

– Насколько велика зона контакта сонара?

– Не знаю! Оно там было на секунду буквально, а слой…

– Это могла быть подлодка? Элис?

– Я не знаю, – голос плачет, бесплотный и страдающий. – Да и зачем? Кому это надо?

Никто не отвечает. «Кальмары» плывут вперед.

Они выбрасывают ее из воздушного шлюза, все еще запутанную в сеть. Она знает, в таких условиях лучше не драться, но ситуация скоро может измениться. Думает, что, может, они решат потравить ее газом. Иначе почему не снимают шлемы, задраив люк? И что насчет этого слабого шипения, которое длилось еще несколько секунд после продува? Намек, конечно, тонкий, но, проведя год на рифте, наизусть выучиваешь всю гамму звуков воздушного шлюза. С этим что‑то было не так.