Борис Георгиев - Нф-100: Инварианты Яна

***

Не тянется дальше ремешок, что за... Кончились дырки! Опять кончились, опять этот сон, я сплю. Я помню, что будет дальше. Дядьвадя тогда пришёл, свет включил. Свет! Не хочу помнить... Это не дядьвадя... Это... О-о! Вместо руки у него лист, когти... Мама! Не кричится и руку что-то колет. Что у меня там? Глянуть.

Я поднёс руку ближе. Плохо видно, мутится всё. Никак не привыкну, слишком светло, сверху свет. Весь потолок светится, а лампы нет. Как-то это называется, когда светит весь потолок, не помню. Но точно, это не наша кухня, в кухне на потолке лампа на длинной ноге. Где я?

- Где я! - голос у меня странный. - А-а!

Страшно кричать, эхо как в пещере. Какая-то пустая стена, дверь без ручки. Я видел такую. Не помню. Что за той дверью? И что у меня за колючка? Лист. Почти как во сне, только меньше и не зелёный. Где я видел? Не помню. Руку мне уколол своими когтями. Кровь...

- Ко... когти, - очень странный у меня голос - Ма!

А! Я помню, откуда лист. Вечером возвращались домой с моря через парк с мамой, и он тоже шёл рядом, но с ним я не разговаривал, потому что обиделся. Он нёс свои ласты, закинул за плечо. Наверняка были ещё мокрые, все в каплях, потому что он только и делал весь день, что плавал, а мне трогать их не разрешал, даже когда не плавал. И смеялся. А мама не смеялась, но всё равно обидно. Потому что жарко просто так сидеть и слушать, как Ма про какую-то девчонку читает и не одному мне, а ещё и девчонка к нам прицепилась слушать. Если та Алиса такая же приставучая, понятно тогда, почему от неё все бегают, как кролики. Почему у кролика розовые глаза? Так Мама и не сказала, почему. Сказала, потом объясню, но никогда не бывает никакого 'потом'. Может, мне не интересно, как всякие девчонки заблуждаются, я и сам могу, подумал я, и решил от злости заблудиться. Вечером, когда возвращались с моря через парк. Сверху орали эти... Такие, - на столбах, на колокола похожие. Вопили: 'Как хорошо быть генералом!' - и папа тоже губами шевелил: 'Как хорошо...' - ему хорошо, а я даже не знаю, о чём это: 'Если капрала, если капрала переживу'. А его не спросил, потому что обиделся, и не разговаривал, и решил заблудиться. Темно было, зажглись фонари; и маяк, когда мы уходили с набережной, я заметил, тоже включился. Они друг с другом, как будто меня нет, даже руку мою Ма выпустила, и я - ладно, раз так! - повернул туда. Между высоченными кустами узкая дорожка. Я пройду, а они, если будут за руки держаться, - нет. Повернул и побежал, чтоб не поймали. И - раз! - повернул, - два! - повернул между кустовыми стенами царапучими, потом ещё, ещё, ещё повернул, не помню сколько раз, а они не кончаются! Думал, вот сейчас куда-то выбегу, и тут - раз! - с размаху как разлетелся коленками и руками больно... Мама! Но вокруг одни кусты с колючими листьями, точно как тот, который сухой на ладони меня уколол до крови, и тогда тоже на коленях кровь, больно, на ладошах кровь... Ма! - кричал я, лежал и кричал. И тут - она. Не мама. Сначала я туфли увидел, каблуки, ноги белые, длинные, вверху юбка. Сверху она спросила: 'Чего кричишь? Потерялся?' И хватать меня стала, а на руках когти красные. Сильно схватила, смотрю, я уже стою, не лежу, и она близко наклонилась. Руку не выпускает, я - дёрг! - нет, не выпускает, - Мама! 'Ну, чего кричишь?' - спрашивает, когтями в локоть впилась, вокруг никого, одни кусты когтистые и она. 'Как тебя зовут? Идём, я отведу тебя'. Куда она меня? - думаю. Всё, думаю, насовсем потерялся, никогда не найдусь, сам виноват, сам захотел, Ма так и говорила: 'Сам виноват, теперь ничего не сделаешь, сам испортил, теперь не найти'. Она о бусинах говорила, когда я порвал её бусы, и разлетелись по полу капли, запрыгали. Так и не нашлись никогда. Она говорила, это просто смола давным-давно упала в море, застыла, и получился ян...

***

- Куда вы? - спросил инспектор.

Берсеньева засобиралась куда-то, сразу вслед за тем как Сухарев сказал: 'Опять вся память навыворот, кроме изолированных областей. Не понимаю. Митя, посмотрите. Такое впечатление, что применили к массивам джей-преобразование и сделали обратный перенос, но кто? Кто это сделал? Мы все на виду. Кто тогда?'

- Здесь мне пока делать нечего, - ответила Володе лингвистка. - Пойду работать. Слышали, Андрей Николаевич говорит, снова глобальные перемены в памяти, нужна расшифровка.

- Это она! - Инна дёргала Сухарева за рукав, но тот отмахнулся и сказал:

- Да, Света, идите. Если получится выделить связные структуры... Я буду здесь.

- Хорошо, - бросила на ходу Светлана Васильевна.

'Уйдёт. Всё поменялось, с ней говорить нужно в первую очередь', - подумал инспектор, и попробовал остановить:

- Подождите!

Света вышла, пришлось догонять.

- Оставьте её в покое! - крикнул вслед заместитель директора, а Инна повторила упрямо: 'Андрюша, это она'.

- Я вас провожу, поговорим по дороге, - сказал Володя, нагнав у лифта жену Горина.

- Да, я же совсем забыла повиниться, - она покосилась на инспектора, как ему показалось, лукаво.

'Ну нет, моя очередь нападать', - решил Владимир.

- Давайте по порядку, - сказал он. - То, в чём вы собираетесь повиниться, произошло вчера до шести вечера?

- Конечно, нет. Гораздо позже.

- Тогда об этом потом. Для начала расскажите, что делали вчера после обеда и до встречи со мной.

- Ничего предосудительного.

- И всё-таки, - настаивал инспектор.

Кабина лифта пошла вверх.

Светлана пожала плечами, и, поправляя перед зеркалом причёску, стала рассказывать. Кратко, равнодушно, суховато. Обедать не ходила вовсе, потому что была занята: Ян просил поскорее проверить - построить тензоры джей-преобразования на тех коэффициентах, которые посчитали ему картографы. Как он и предполагал, возникли проблемы с метрикой. При подходе к сингулярности...

- Это понятно, дальше, - перебил инспектор. Непроизвольно прищурился, когда открылась дверь бункера; всё-таки после подземелья больно глазам.

Дальше было вот что: Света написала о проблемах Инне Гладких, попробовала связаться с Яном, но не смогла, он не ответил. Вполне понятно - был очень занят. Инна тоже не сразу получила письмо, тоже была занята.

- Тогда я отправилась к Яну и собственными глазами увидела, чем они оба занимались. Так друг другом заняты были, что... Знала бы заранее, не пошла бы туда и под пистолетом. Ян даже не понял сначала, что мне от него нужно: какие, спрашивает, проблемы? С какой метрикой? Действительно, какая им разница, гладкая метрика или нет, когда они... А я... Как дура - бежала туда с тензорами. Думала - нужна. Оказалась лишней.

- Когда это было?

- Точно не помню, - ответила Света, глядя под ноги, будто боялась споткнуться. - Кажется... Да, когда выбегала из библиотеки, посмотрела на часы. Двадцать пять третьего.

- Плюс пять-десять минут. Правильно? - прикинул инспектор.

- Не знаю, - ответила Света, дёргая на ходу за ветку неосторожно подступившей к тропинке азалии. - Несчастные часов не наблюдают. Вы, Володя, вряд ли когда-нибудь чувствовали себя лишним. Вы не поймёте.