Дмитрий Шатилов - Нф-100: Изобретатель смысла

Гиркас открыл глаза, и увидел, что возле кровати на невесть откуда взявшемся стуле сидит человек. Лицо у него было узкое, вытянутое, а нос торчал так, словно его хорошенько нафиксатуарили. Увидев, что Гиркас проснулся, человек поправил галстук, прыснул на себя одеколоном, и лицо его приняло такое выражение, словно он здесь и сейчас собирается продать дорогой набор столовой посуды (только сегодня, только вам - скидка 70 %!).

Нежданный гость был мистер Крампфусс, председатель Совета директоров Торакайской бойни, президент компании "Консервы- плюс" и самый влиятельный человек в Дипгородке. Впрочем, что там: самый влиятельный человек на Тразиллане! Говорили, что его состояние в два- три раза превышает годовой бюджет всех кантонов, вместе взятых, что в приданое старшей дочери он дал целый кантон, пусть и небольшой, а младшей - конгарское племя из средних по численности; одним словом, перед Гиркасом сидел человек, которого Торакайская бойня вознесла на такую высоту, что нам с вами за ним никогда не угнаться.

- Так, так, так, - сказал он, - Вот вы какой, последний Дун Сотелейнен. Очень, очень интересно. Знаете, я ожидал, что вы будете - вы не обидитесь, нет? - несколько старше, мудрее, как- то так, вы не находите?

- Нет, - ответил Гиркас спросонья, - не нахожу. Какой есть.

- Да- да, - согласился мистер Крампфусс. - Конечно! Разумеется! И всё же, всё же...

- Что?

- Всё же я не совсем удовлетворён полученным результатом. Результат, знаете ли, для меня - главное, и я им не совсем удовлетворён. Мне бы хотелось - могу ли я быть с вами откровенным? - мне бы хотелось иметь дело с человеком, так сказать, деловым, человеком, способным оценить определённые перспективы, сделать правильные выводы...

- Ага, - зевнул Гиркас. - Я как раз такой человек.

При этих словам на лице мистера Крампфусса расцвела улыбка.

- Я знал! - сказал он, едва удерживая ноги от того, чтобы они пустились в пляс. - Я знал! Никто мне не верил, а я знал! Вы - именно тот человек, который мне нужен! Точно! Эврика! Виват!

Он встал, сделал сальто- мортале, благо размеры камеры позволяли, и вернулся обратно к Гиркасу.

- Итак, дорогой мой...

- Гиркас.

- Дорогой мой Гиркас! Вероятно, вас интересует, почему верные моей фирме войска пленили вас и ваших друзей?

- Ещё бы, - сказал Гиркас, с недоверием глядя на этого фокусника. - Где перфекта? Где Конкас, чёрт бы его побрал?

- О, с ними всё в порядке, - ответил мистер Крампфусс, сердечно улыбаясь. - Прямо сейчас они отдыхают в комфортабельных номерах, и в надлежащее время вы с ними обязательно встретитесь. А сейчас позвольте задать вам вопрос.

- Ну, - сказал Гиркас.

- Как вы относитесь к Торакайской бойне?

Обычно, когда человека спрашивают, как он относится к войне, тот старается не отвечать, не подумав: уж больно щекотливое дело - война. Гиркас, однако, рассуждал иначе.

- Да плевать мне, - ответил он. - Ну, честное слово: плевать. Пусть они хоть дерьмо жрут, лишь бы без меня!

С минуту мистер Крампфусс молчал.

- Неплохо, - сказал он, наконец. - Так тоже неплохо. Знаете, я думал, что мне попадётся человек неравнодушный, придётся его убеждать, приводить какие- то аргументы, спорить, кричать, угрожать - а тут вы со своим "наплевать". Скажу вам честно: в данной ситуации лучше и не скажешь. Вот что: вы готовы прямо здесь и сейчас услышать такое предложение, какого никогда не слышал ни один Дун Сотелейнен?

- Да, - сказал Гиркас. - Если вы, конечно, расскажете мне, что это вообще такое - Дун Сотелейнен.

- А вы не знаете? - удивился Крампфусс, и его вдруг затрясло от смеха. - Он не знает, не знает! Ха- ха- ха! Кто бы мог подумать, что такое случится? Ха- ха- ха- ха! Нет, милейший, вам очень повезло, несказанно повезло, чрезвычайно и удачнейшее повезло! Я вам даже завидую, я - Крампфусс, президент "Консервов- плюс". Потому что, любезный, - он резко переменил тон, - я счёл вас мерзавцем, а оказывается, вы просто дурак.

- Никакой я не дурак, - обиделся Гиркас, поскольку "дурак" из уст Крампфусса, человека успешного и влиятельного, прозвучало как- то особенно обидно. - С чего вы взяли? Я, между прочим, работал, и работал хорошо!

- Знаю, знаю, - Крампфусс по- прежнему утирал слёзы, выступившие от смеха. - Шкаф, бутерброд, бутылка портвейна и приблудный конгар вместо секретаря! Нет, как удачно, а главное - как дёшево. С мерзавцем бы пришлось повозиться!

- Да что вам от меня надо? - закричал Гиркас, не на шутку разозлённый этой клоунадой.

Вдруг Крампфусс резко изменился. Взгляд его посуровел, голос из визгливого тенорка превратился в глубокий суровый баритон, а сам он словно увеличился в размерах.

- Мне нужно, мой дорогой Дун Сотелейнен, - сказал он, - чтобы вы дали санкцию на продолжение Торакайской бойни.

На мгновение в камере воцарилась тишина.

- Что? - пересохшим горлом пискнул Гиркас.

- Вы слышали меня. Торакайская бойня. Мы - Совет директоров - требуем от вас, чтобы она продолжилась.

- Н- но почему я?

- Вы - Дун Сотелейнен, - Крампфусс был безжалостен. - Вы - единственный человек на Тразиллане, который может сделать так, чтобы Бойня продлилась ещё немного времени. Давайте я вам кое- что расскажу.

Рассказ Крампфусса

Я родился в кантоне Леонарди, где изготовляют лучшее на Тразиллане стекло. Когда мне исполнилось семь, отец поехал на ярмарку и вернулся с подарком - хрустальной лодочкой с крохотным гребцом, такой лёгкой, что она не тонула в воде. С тех пор это была моя любимая игрушка, я всюду носил её с собой. Даже теперь, сорок лет спустя, она стоит на полке в моём кабинете - напоминание о весёлом мальчишке, которым я перестал быть так давно.

Шло время, я рос, и лодочка была со мной. В тринадцать лет я захотел узнать, как именно было сотворено такое чудо - и посетил стеклодувный завод.

Меня привели к тому самому мастеру. Ничего особенного: маленький старичок в огромных очках. Я поблагодарил его за труд, но он не ответил мне. Начальник цеха отвёл меня в сторону и объяснил, что, вдыхая раскалённый воздух, мастер повредил связки и онемел. "Он никогда больше не сможет говорить", - сказал начальник цеха, а мастер промычал что- то и пожал плечами. Мне показалось, что этим он хотел сказать: "Такова жизнь".

Так я впервые сформулировал для себя основной закон жизни: чтобы кто- то мог радоваться, как радовался я, другой человек должен страдать. Всегда кто- нибудь должен быть несчастлив - понимаешь, Дун Сотелейнен? - чтобы были счастливы остальные. Так чем же противоречит жизни Торакайская бойня? Горстка конгаров - ну да, в масштабах Тразиллана, несколько сотен, это горстка - гибнет каждый день ради того, чтобы тысячи людей могли иметь хорошую работу, жильё, надежду на будущее. Это жизнь - все не могут быть счастливы. Всеобщее благо, которым лунными ночами грезят мечтатели, недостижимо, да и попросту бессмысленно.