Ирина Белояр - Уайтбол

…Андрея Розовского вскоре после проводов второй экспедиции перевели из космофлота куда-то еще. В какой форме ему перепало эхо ганимедских событий — осталось тайной, и в последствии, как положено, обросло домыслами. До его персоны не удалось добраться даже самым упертым журналистам.

На улице кто-то окликнул бывшего капитана.

Доктор стояла у открытой дверцы автомобиля. В чем-то светлом, и сама вся — светлая, этакое порождение ледяных чертогов космоса.

— Привет, кэп.

— Здравствуй.

— Ты ведь был на проводах?

— Был.

— Даже не подошел.

— Боялся спугнуть твою удачу.

Дальше — неловкое молчание. О чем говорить? «Как дела» — прозвучит, наверно, по-дурацки. Как дела — и так ясно. Да и вообще: противно беседовать в присутствии стукачей, которые по совместительству охранники…

Наконец, доктор улыбнулась:

— Капитан… есть чувство, что все будет хорошо.

— Да и так прекрасно. Добрых звезд тебе, Аня.

Развернулся и отправился к своей машине.

Се ля ви. Кто-то — на трассе, кто-то на обочине. Обычное дело.

Анна ушла из жизни Христо Ведова. Остались только шаги командора.

Кто бы мог подумать два года назад, что когда-нибудь это окажется так просто.

Так по-идиотски просто.

В ту ночь ему приснился Ганимед. День отлета домой, затем — предыдущий и так далее, будто кто-то прокручивал пленку от конца к началу. Шесть месяцев просвистели в обратном направлении, но, когда фильм откатился к первым неделям на планете, Христо заметил неладное. А именно: не было встреч с Чужими. Никто не ездил в Город брать образцы речи циклопов; никто не возил в муравейник слизней, искалеченных при падении метеорита, потому что

… циклопы не приходили в гости к людям, не ползали по крыше планетарного купола, потому что

… капитан Христо Ведов не угонял вездеход, не ездил к Чужим извиняться за случайную стычку, потому что

… стычки тоже не было, земляне не отправлялись в разведку на север — посмотреть на таинственный вулкан, потому что

… вулкана никакого не оказалось на предварительных снимках, потому что

— щелчок —

— следующий кадр выскочил куда-то за пределы фильма —

… экспедиции на Ганимед не было, а среди марсианских дальнобойщиков никогда не существовало капитана по имени Христо Ведов, потому что

… человек с таким именем не рождался на свет.

Христо проснулся с четким ощущением: все произошедшее — правильно, только оно должно было произойти с кем-то другим. Какая-то немыслимая накладка — и Христо Ведов оказался причастен миру, в который он не приходил, и судьбе, которая ему не предназначалась. Тогда бывший капитан понял: случилось необратимое. Он больше никогда не сумеет вернуть себе Землю. Сделать ее своей.

Может, это и было началом безумия. Смотря что считать безумием.

После проводов «Ганимеда» Христо вернули в изолятор.

Когда он вышел из машины и увидел знакомые ворота жилого корпуса, внутри все скрутило. Первый импульс был — броситься вперед и, пока не схватили, разбить голову об стену… «А если не успеешь? Или — не насмерть?» — «Тогда… пусть делают, что хотят». Несколько секунд заминки — исступление сменилось апатией: поздно, момент упущен, уже насторожились.

Бывший капитан внутренне подобрался и вошел в двери корпуса.

Все понеслось сначала: тесты — гипноз — наркотики — транквилизаторы — снова тесты — снова гипноз… Иной раз Христо казалось, что он сходит с ума. Следующий сеанс будет последним: подопытный сорвется, задушит консультанта, разобьет окно, выломает решетку и… все. Дело закончится лоботомией.

Но когда становилось совсем тяжело, появлялся кто-то другой — нерожденный, непричастный этому миру, спокойный и мудрый. Появлялся — и давал пленке задний ход, останавливал машину, летящую к обрыву.

Принадлежность двум мирам. Две реальности. Две души.

Так прошел год. Нерожденный появлялся все чаще и чаще. Начал задерживаться неделями. Перестал уходить совсем.

Его, разумеется, не выявили ни тесты, ни гипноз — невозможно выявить то, чего нет.

… А позже он куда-то исчез. Оказавшись в летном городке, Христо иногда вспоминал о своем альтер эго, но ни разу больше не ощутил его присутствия.

В общей сложности «предположительно инфицированного Чужими» капитана выворачивали наизнанку в течение двух лет. По окончании этого времени, так и не обнаружив ничего интересного, отправили в летный городок, с предписанием ежемесячно являться на обследование по месту работы.

На сей раз до Среднеросска Христо добирался поездом. В запертом купе, в компании троих сопровождающих. Выныривая только в туалет, когда в коридоре было пусто. Разумеется, тоже со свитой.

…Будь такая возможность — он бы, наверно, путешествовал гораздо дольше. Только и делал бы, что путешествовал… Дорога удивительная штука, она избавляет человека от самого себя. Дорога — время между временем, разность потенциалов между прошлым и будущим. Промежуточная, немая зона, в которой, если повезет, можно потеряться на всю жизнь. Параллельный мир, подвижный, существующий сам по себе. Лучше всего это ощущаешь, когда путешествуешь долго: спрыгивая очередной раз с бегущей ленты — будь то поезд, самолет или еще что — обнаруживаешь: относительно того, другого, статичного мира не переместился никуда. Альпийские вершины вызывают в памяти Кавказ, пирамиды фараонов похожи на пирамиды ацтеков, побережье Баренцева моря — на побережье Чукотки. То есть — нет, разные, и разница не только в названиях. Но, кажется, отличия эти — функция не пространства. Времени. Будто в том местечке, где уже побывал, многое изменилось за те дни, недели, месяцы, которые ты простоял на своей бегущей ленте…

Но это — так, мечты. Вся земная жизнь Христо Ведова прошла на маленьком кусочке Вселенной, между Москвой и Среднеросском. Сейчас он опять проезжал этот кусочек, глядел в окно и жалел, что больше уже никогда не получится сделать Землю своей. Тот, второй — нерожденный — мог бы. Но его больше нет. Выполнил свою задачу и исчез. Бог его знает, куда. Может быть, отправился искать свое земное воплощение.

…А на остановках окно занавешивали.

В начале пути молоденькая проводница попросила автограф. Христо оглянулся на сопровождающего — тот пожал плечами.

Утром девушка притащила свежий номер журнала «Космос»:

— Вот… тут нет о Ганимеде, но больше в киоске ничего не нашлось.

— Да и ладно. Как вас зовут?

— Вероника.

— Красивое имя. Так звали мою первую любовь.

— Врете, небось? — смутилась проводница.

— Вру, — улыбнулся Христо. — Но имя все равно красивое. Что писать?

Она растерялась:

— Даже не знаю… Вообще — нет, знаю.