Фредерик Пол - Война торговцев космосом

Я не сменил квартиру и по вечерам беседовал с Нельсоном Рокуэллом, а когда он спал, я смотрел ТВ — спортивные передачи, сериалы и даже программу новостей. Судан был снова возвращен в лоно цивилизации и, притом таким же способом, как и я, — при помощи метода Кемпбелла. Я радовался, что мир с каждым днем становится лучше и испытывал сожаление, что Кемпбеллу не удалось сделать и мой мир лучше. У Китовой бухты появился кит, но, как потом выяснилось, это был затонувший танкер. В Тюсоне, штат Аризона, начались весенние Олимпийские игры, принесшие поражение нашим велосипедистам. Мисс Митци Ку на ступенях небоскреба «Т., Г. и Ш» опровергла слухи о том, что собирается покинуть Агентство.

Она была ужасно мила на маленьком экране нашего телевизора и казалась немножко утомленной, и мне захотелось… Впрочем, неважно, чего мне захотелось. Нас теперь слишком многое связывало, чтобы легко можно было сказать, почему именно мне захотелось ее видеть.

Когда я позвонил ей, она не сняла трубку.

Я решил, что мой успех на поприще политики — это самый верный шанс повидаться с ней.

Поэтому на следующий день Диксмейстеру порядком досталось от меня.

— Работа Главной отборочной комиссии ни к черту не годится, — разорался я, зная, что он лично за это отвечает.

— Будет сделано все возможное, — обидевшись, бормотал он, оправдываясь, а я с сомнением качал головой.

— Проверка всех сведений о кандидатах — залог успеха политической кампании.

Диксмейстер продолжал дуться, но сделал вид, что согласен со мной и готов все исправить.

Разумеется, и без меня требования к кандидатам были всем хорошо известны еще с конца двадцатого столетия. Кандидат не должен страдать потливостью, он должен хотя бы на пять сантиметров быть выше ростом, чем рядовой потребитель, чтобы на трибуне не приходилось бы ставить ему под ноги скамейку или ящик. Он может быть седым, но ни в коем случае не плешивым. Он не должен быть толстым, но и не очень худым, а, главное, должен произносить свои речи так, словно сам в них верит.

— Совершенно верно, мистер Тарб, — горячо поддакивал Диксмейстер. — Я всегда говорил, что в список…

— Ладно, Диксмейстер. Я сам этим займусь.

У бедняги отвалилась челюсть.

— Мистер Сарме всегда поручал это мне, мистер Тарб…

— Мистер Сарме у нас больше не работает. Собери их всех к девяти часам в большом зале. Всех до единого. Иди.

Жестом выпроводив его из кабинета, я закрыл дверь. На целых полчаса я нарушил свое расписание приема Моки-Кока.

Он действительно собрал всех. Все девятьсот мест были заняты, кроме кресел в первом ряду. А здесь должны были сидеть я, моя секретарша, мой референт и мой директор. Я прошел по проходу между рядами, не глядя ни направо, ни налево, и махнув рукой, велел своей свите рассаживаться, сам же поднялся на сцену.

Из-за кулис тут же выскочил Диксмейстер.

— Тише! — крикнул он. — Мистер Тарб будет говорить.

Я стоял и смотрел в зал, ожидая контакта с аудиторией, а там и без окрика Диксмейстера стояла тишина, ибо все присутствующие понимали, где они находятся. В этом зале Старик проводил свои заседания и конференции, здесь происходили презентации при назначениях, утверждался бюджет. Каждое из кресел имело удобную мягкую спинку, подлокотники и личный телефон. Высшие чиновники Агентства знали, что такое комфорт. А сидящие передо мной кандидаты были из класса обычных потребителей.

Они были полны тревожного ожидания, и, понимая их состояние, я знал, на что их можно поддеть.

— Вам нравится то, что вы видите вокруг? — начал я, обводя зал рукой, — Хотели бы вы, чтобы это все окружало вас всю жизнь? Как этого добиться, спросите вы. Очень просто, скажу я вам. Вы должны понравиться. Каждый из вас выйдет на эту сцену и в течение десяти секунд представится нам. Десять секунд! Немного, не так ли? Но за это время фотограф делает свой снимок. Если вам это не удастся, вы не можете работать в Агентстве «Т., Г. и Ш.». Как использовать эти десять секунд? Все зависит от вас. Вы можете спеть, рассказать что-нибудь, можете попросить меня проголосовать за вас во время выборов. Главное, чтобы вы чем-то привлекли к себе мое внимание, понравились мне.

Я кивнул Диксмейстеру, чтобы начинал. Пока мой референт помогал мне сойти со сцены и усестся в кресло, выскочивший на сцену Диксмейстер уже крикнул:

— Первый ряд! Начнем с левой стороны. Вот вы, с краю, прошу на сцену.

Диксмейстер спрыгнул со сцены и сел рядом со мной, поглядывая то на меня, то на того, кто вышел на сцену. Это был крупный мужчина с густой встрепанной шевелюрой, сверкающим из-под густых нависших бровей взглядом. Лицо у него было довольно приятное. И он, похоже, подготовил свой текст.

— Я верю вам, — произнес он густым басом, глядя на меня. — А вы можете верить Марти О’Лейру, потому что Марти любит вас. Голосуйте на выборах за Марти О’Лейра!

Диксмейстер остановил секундомер, показывающий ровно десять секунд. Диксмейстер удовлетворенно кивнул.

— Время отличное. И ему удалось трижды повторить свое имя. — Он вопросительно посмотрел на меня, пытаясь угадать мое мнение. — Неплохая кандидатура в шерифы, как вы считаете? — отважился он, — Хороший рост, здоров, с характером…

— Посмотри, как у него дрожат руки, — тихо заметил я. — Не подходит. Следующий.

Поднялся высокий загорелый блондин. Его мускулистые руки свидетельствовали о долгих часах, проведенных за игрой в настольное поло.

— Не годится. Из высших классов. Следующий.

На сцену вышла немолодая полноватая негритянка с чопорно поджатыми губами.

— Можно попробовать на роль судьи по гражданским делам. Только скажи ей, чтобы подстриглась. Следующий.

Поднялись два брата-близнеца, у каждого было одинаковое родимое пятно над правым глазом.

— Отличное пополнение для муниципалитетов, Диксмейстер, — назидательно произнес я, — Нам нужны члены муниципалитета? Нужны. Следующий.

С места поднялась стройная бледнолицая девица с отрешенным взглядом, лет двадцати трех.

— Я знаю, что такое быть несчастной, — произнесла она рыдающим голосом, — Если вы поможете мне, я сделаю все, чтобы помочь вам…

— Чересчур слезлива, — недовольно заметил Диксмейстер.

— Для члена конгресса это не помеха. Запиши-ка ее фамилию.

Следующий!

Находкой дня оказался совсем зеленый паренек с заострившимися от недоедания чертами лица. Кося от страха глазами, он что-то пробубнил себе под нос. Бог знает, как он попал в наш список — он ни в чем не мог быть профессионалом. Его самопрезентация вылилась в путаный рассказ о школьном походе в Парк будущего. Диксмейстер прервал его, не дав закончить, вопросительно посмотрел на меня, кривя рот в презрительной усмешке. Когда он поднял руку, чтобы отослать мальчишку, я остановил его. Что-то шелохнулось в моей памяти, когда я увидел его.