Пол Корнелл - Аргумент по-датски

Гамильтон кивнул в направлении Люстр:

— Насколько я понимаю, ее не было с вами в том первом путешествии?

— Нет, — ответил Поллукс. — Я как раз к этому подхожу. Когда экипаж начал уменьшать скорость, приближаясь к Немезиде, нам стали встречаться признаки того, что мы вначале приняли за планетную систему с центральной звездой. Лишь подобравшись ближе, мы поняли: то, что мы сочли маленькими планетами, в действительности было экипажами! Причем такого размера, о каком люди и не мечтали! Это были экипажи чужеземцев.

Гамильтон сжал губы. И это первые представители человечества! И чужеземцы так близко! Если все это правда, конечно… Он еле удерживался, чтобы не поднять глаза вверх, словно мог их увидеть на проекции. Он буквально чувствовал, как шатается равновесие. Словно что-то дорогое для него стремительно ускользало прочь, в пустоту, и дальше — только хаос.

— И вы, — проговорил он, — поспешили к ним, чтобы пожать друг другу руки.

— Нет, — рассмеялся Поллукс. — К несчастью. Мы сразу же увидели, что на экипажах изображены какие-то огромные символы, одни и те же для всех, хотя разобраться в них не смогли. Это выглядело как… какие-то красные птицы, только искаженные, размытые. Лишь сравнив их, можно было вообще понять, что это символы. Мы приблизились со всеми возможными приветственными возгласами и флагами, и тут нашу вышивку внезапно заполонили… возможно, это были голоса, хотя походило просто на низкие гулкие звуки. Мы орали на все лады около часа, все без толку. Мы уже готовились бросить в пустоту диаграмму в контейнере — схематическое изображение фигур, обменивающихся разными вещами…

— Еще бы, — вставил Гамильтон.

— …когда они внезапно включили огни, подсвечивавшие их опознавательные знаки. Выключили, снова включили, снова и снова. Было похоже на то, что они требуют, чтобы мы показали наши.

Гамильтон кивком указал на чудовищный герб над камином:

— А этого у вас под рукой не было?

— Это было сделано позже, — ответил Кастор, — как раз на другой такой случай.

— Поняв, что мы не можем показать никаких опознавательных знаков, — вмешался Поллукс, — они начали по нам стрелять. По крайней мере мы решили, что это выстрелы. Я решил убираться подобру-поздорову, и мы снова начали ускорение, обогнули звезду и направились к дому.

Гамильтон не мог скрыть улыбки.

— Перед тем как отрядить следующую экспедицию, — продолжал Кастор, — мы выстроили самый большой экипаж, какой только смогли, и сплошь разрисовали его гербами. Но нам было необходимо еще одно: нечто, чем мы могли бы меняться. — Он махнул рукой в сторону Люстр. — Содержимое ее головы, местонахождение недостающих масс — веса всех этих живых разумов, карта небесной торговли. В зависимости от того, откуда явились сами эти чужеземцы, мы могли иметь информацию, которой у них не было, или по крайней мере показать им, что мы в игре. Либо, если не понравимся этим чужеземцам, мы всегда могли поискать других.

— Но она оказалась сделанной из крепкого материала, — сказал Гамильтон.

— После того как она попыталась забить себя до смерти либо до полной блокировки, мы заморозили ее, — отозвался Кастор. — Мы отправили ее вместе с командой основного экипажа, в надежде, что в дороге они смогут отыскать способ пробить ее защиту. Или же предложить ее чужеземцам в качестве запечатанного товара. — Гамильтон не сомневался, что близнецу нравилось шокировать Люстр. — Однако на этот раз их реакция была, я бы сказал, более агрессивной. Нашим людям удалось оставить там какое-то количество орбитальной автоматики и готовых для заселения домов, но сами они едва ушли оттуда живыми.

— Похоже, чужеземцам вы понравились не больше, чем нам, — заметил Гамильтон. — Я могу понять, почему вам хочется вернуть ее себе. Но почему до сих пор жив я?

Близнецы поглядели друг на друга так, словно некая неприятная обязанность настигла их раньше, чем им бы хотелось. Кастор кивнул в никуда, двери сами собой растворились, и в комнату прошагали несколько клоунов-охранников.

Гамильтон задержал дыхание.

— Приковать его к камину, — распорядился Поллукс.

Кандалы были вытащены из тех же складок, где, очевидно, — Гамильтон не сомневался в этом, — располагалось направленное на него оружие. Люди его толка, если и удалялись на покой, то куда-нибудь, где попроще, их не особенно привлекали вечерние приемы в знатных домах. Комната никогда не бывает просто комнатой, когда ты работаешь в штатском.

Его запястья и лодыжки приковали к камину, после чего раздели догола. Гамильтон хотел сказать Люстр, чтобы та не смотрела, но он также был исполнен решимости больше не просить ни о чем. Он не питал иллюзий. Сейчас ему предстояло умереть, и умереть не быстро.

— Ты знаешь свой долг, — только и сказал он.

В ее ответном взгляде сквозила ужасная нерешительность.

Поллукс кивнул снова, и из пола в потоке света появилась контрольная педаль. Он поставил на нее ногу.

— Давайте сразу покончим с формальностями, — заявил он. — За ваше сотрудничество мы предлагаем вам огромную сумму денег в углеродном эквиваленте.

Гамильтон беспечно выругался.

— Вот так всегда… Ну хорошо, я попытался. Вот что я собираюсь сделать сейчас: я открою очень маленькую складку перед вашими гениталиями. Затем я начну увеличивать гравитацию и буду делать это до тех пор, пока мисс Сен-Клер не предпочтет перестать говорить по-енохийски и не произнесет слова, которые позволят нам просмотреть пакет, заложенный в ее мозг. Если же она предпочтет отрезать себя от мира при помощи собственного языка, я начну с того, что выдеру ваши гениталии с корнем, после чего перейду к другим частям вашего тела, останавливая кровь с помощью складок. Я стану убивать вас медленно, а она будет вынуждена смотреть. Затем я проделаю то же самое с ней. — Он бросил быстрый взгляд на Люстр, и на мгновение Гамильтону показалось, что он напуган. — Не заставляйте меня делать это.

Люстр стояла выпрямившись и не отвечала.

— Скажи то, что нужно, чтобы включить блокировку, — сказал ей Гамильтон. — Скажи это сейчас.

Однако, несмотря на весь его гнев и ужас, она сохраняла то же выражение лица и лишь быстро переводила взгляд с него на близнецов и обратно.

— Ну же, Бога ради! — выкрикнул он.

Поллукс мягко нажал ногой на педаль, и Гамильтон напрягся, ощутив, как складка ухватила тело. К его ужасу, это заставило припомнить моменты с Люстр — и, что еще хуже, моменты с Анни. Эта ассоциация была некстати, и он подавил ее умственным усилием. Нельзя думать о ней перед такой смертью. Это все равно что протащить с собой в смерть и боль ее частичку. Впрочем, боли не было — пока. Он не кричал, приберегая силы до того момента, когда она появится. Тогда он вспомнит свою выучку и примется их костерить, громко, во весь голос, контролируя таким образом единственное, что ему подвластно. Он гордился тем, что ему предоставляется возможность самому управлять своей смертью и умереть за короля, отечество и равновесие.