Кирилл Еськов - Америkа (с примечаниями редактора)

Не то, чтоб он реально рассчитывал найти золотую рыбку в неводе, наверняка уже дотошно проверенном "майором Ивановым" - но чем черт не шутит... Увы, никаких перспективных зацепок в рассказе парнишки так и не обнаружилось; как, в общем-то, и следовало ожидать.

Очевидно было, что министр воспринял угрозу своей жизни вполне всерьез, но за официальной охраной обратиться не пожелал. Оно и понятно: "Имею достоверные сведенья, что за мной охотится оборотень" в устах министра в просвещенном девятнадцатом веке прозвучало бы как прошение об отставке по причине душевного нездоровья... При этом он сохранил закваску боевого офицера в достаточной мере, чтоб удалить от себя всех, кто мог ненароком "угодить под разлет осколков": не только отправил в имение жену и сына с невесткой (к крайнему неудовольствию последних), но и полностью очистил особняк от слуг, переведя их, на несколько дней, во флигель во дворе. Во флигель же он определил на постой и Сашу, оставшись на ночь в самОм особняке с дядей Гришей и Флорой.

В полночь все слуги уже спали, а Саша - как чувствовал - бодрствовал за книжкой. Крик графа был ужасен, и тут же завыла собака. Пока очумелые спросонья слуги продирали глаза, Саша уже выскочил во двор. Было время полнолуния, но небо затянуло наглухо и начинало уже накрапывать, а газовый фонарь на фасаде почему-то не горел - так что темень стояла непроглядная, и то, что никого в том дворе он не разглядел, мало о чем говорит. И парадная, и черная двери были заперты (как позже выяснилось - изнутри на ключ), и Саше пришлось лезть в дом через кухонное окно на первом этаже, выбив стекло. Свет был зажжен во всех без исключения помещениях особняка. Графа он нашел на втором этаже, в кабинете - тот лежал на ковре подле горящего камина; лицо его было страшно искажено, а в руке - левой - зажат револьвер (хотя граф левшой не был); окно почему-то было распахнуто настежь.

- Насчет револьвера - это ты сам заметил, или услыхал от кого?

- Нет, сам.

- Молодец. Продолжай.

Собака все это время продолжала тихонечко подвывать, но на глаза не показывалась; как и дядя Гриша. Оба они обнаружились на другом конце второго этажа, в гостиной. Ординарец-телохранитель спал в кресле непробудным сном, с заряженным револьвером на коленях, а взятая на поводок Флора была привязана к ножке стола и казалась очень напуганной (а напугать бладхаунда весьма непросто). Поскольку в доме уже появились остальные слуги, вошедшие через отомкнутую им парадную дверь, Саша поспешил обследовать помещения, не спуская собаки с поводка. В кабинете (тело графа уже унесли в спальню) собака вновь завыла и принялась царапать раму окна (затворенного к тому времени кем-то из слуг). Поскольку за врачом уже послали, а добудиться дядю Гришу так и не сумели, Саша оказался предоставлен самому себе и вышел, сопровождаемый Флорой, во двор - изучить особняк снаружи. На подъездной дорожке собака опять пришла в сильнейшее беспокойство - в точности как в кабинете, тогда как по всему прочему периметру (в том числе и под тем окном) оставалась невозмутимой. Тогда, заподозрив, что в особняке каким-то образом побывали чужие, имеющие отношение к смерти графа и к странной сонливости дяди Гриши, он решил проверить эту догадку; Флора сразу же взяла след и...

- Значит, ты решил пойти по следу "оборотня" сам, никому даже о том не сказавшись?

- Так ведь некогда было, Павел Андреевич, да и не у кого! У дяди Гриши не спросишь, прочие - городские, в охоте ничего не смыслят, а тут как раз дождь начал накрапывать, и следу тому жить оставалось с четверть часа, а то и меньше...

- Ну, а если б ты его , неровен час, и взаправду настиг - уж оборотня там, не оборотня, но по любому - убийцу? Сказочку про мужика, что "медведя поймал", помнишь?

- Да мне поначалу как-то вообще ни о чем не думалось, кроме как - вот, след сейчас смоет, и всё... Ну и - Флора ведь со мной была, с ней не так страшно... А вот вы сами, дядя Паша, на моем месте - как бы поступили, если честно?

- Эхм-м... Ладно, продолжай, - махнул рукой ротмистр. Да уж, случая своего "рядовой Лукашевич" не упустил, и тем "принятым под команду взводом" распоряжался пока - на загляденье. Ладно, посмотрим, как там дальше...

На улице перед домом тем часом остановились, почти одновременно, две пролетки. Из одной выбрался доктор Клюге, а из другой - человек в мундире (в котором ротмистр по Сашиному описанию без труда узнал Командора); перекинувшись парой слов, они вместе прошли в дом. Собака же, уверенно взяв след, привела его к прямиком дверям расположенного поблизости, примерно в паре сотен метров, карточного клуба "Бристоль". В то аристократическое заведение парнишку, разумеется, и на порог бы не пустили, но по счастью (или - на беду?..) к клубу как раз подъехала компания из троих офицеров, и среди них - жандармский полковник.

Саша бестрепетно обратился к жандарму, представившись "ловчим графа" (что, в общем, не сильно противоречило действительности). Полковник выслушал сбивчивые объяснения мальчика весьма внимательно, похвалил его за приметливость и смекалку, и тут же послал одного из своих приятелей-офицеров за распорядителем клуба; через несколько минут тот появился на крыльце, весьма раздраженный и недовольный. Жандарм, однако, напомнил вскользь о средневековом британском "законе бладхаунда" (в соответствии с ним всякий, кто пытался воспрепятствовать идущей по следу преступника ищейке-бладхаунду войти в свой дом, автоматически переходил в категорию подозреваемых или соучастников) и убедил распорядителя пустить "собаку с сопровождающим" в помещение клуба - неофициально, без полиции и огласки. В результате Флора вполне уверенно "опознала" одного из посетителей...

- ...И знаете, Павел Андреевич, что мне показалось? - что он ни капли не удивился, увидав Флору! А самое странное - он при этом не был ни испуган, ни растерян, а вроде как даже обрадовался... Ой! - в рапорте ничего такого писать нельзя, верно?

- Почему нельзя? "Испуган", "обрадован" - это, в данном случае, твои наблюдения; достаточно ли они точны - это вопрос отдельный. Всё отлично, продолжай в том же духе.

Засим Саша покинул клуб: дело сделано, дальнейшее вроде как уже не его забота. Однако несколькими минутами спустя его окликнул вышедший следом за ним на крыльцо, под начавшийся дождь, давешний полковник; вид жандарм имел смущенный, чтоб не сказать - ошарашенный.

- Твоя собака ошиблась, парень! Этот человек никуда не выходил из клуба... какое там из клуба - за последний час он ни разу не отошел от карточного стола: именно он вел запись последней партии, и я только что видел эту запись своими глазами!

- Но... но ведь бладхаунды не ошибаются!

- Да, считается, что так. В английских и американских судах такое вот "опознание" бладхаундом принимается как доказательство наравне со свидетельскими показаниями людей. Но "показания" собаки не могут всё же перевесить единодушное свидетельство двух десятков персон с безупречной репутацией, точно не имевших возможности сговориться. Сам же опознанный - дипломат, и никто не позволит даже задержать его для объяснений, не то, что арестовать... А теперь уже и следа-то, небось, никакого не осталось, - с этими словами он кивнул ввысь, на дождящее небо. - Так что - забудь! Это была ошибка, понял?