Кирилл Еськов - Америkа (с примечаниями редактора)

Англичане меж тем и сами оказались перед сложной дилеммой: признавать ли факт, и если да, то в каких пределах. Черту под сомнениями, однако, подвел тогдашний шеф дипломатического ведомства, выдавший чеканную формулировку: "Он, конечно, пидор во всех смыслах - но он наш пидор!" История, соответственно, была объявлена чудовищной провокацией русских секретных служб, вознамерившихся таким способом замарать белоснежные ризы британской дипломатии, а сэр Генри нежданно-негаданно получил индульгенцию и на все предшествующие свои похождения тож - ибо любые напоминания о них теперь относились на счет "руки Петербурга". Оправившись от пережитого страха и сочтя себя в полной безопасности, сэр задумал (и частично осуществил) страшную месть: опубликовал мемуар "Петербург с изнанки", в коем детальнейшим образом и с большим знанием дела расписал развлечения российской элиты. Пером он владел неплохо, а кокаин, как выяснилось, ничуть не притупил его память на имена и даты, так что книжка имела все шансы выбиться в бестселлеры. По счастью, русское дипломатическое ведомство нашло-таки способ надавить ненавязчиво на британских коллег, так что в сочинении сэра Генри обнаружили внезапно разглашение кучи государственных тайн и спешно изъяли уже отпечатанный тираж.

Расторопшин в свое время прочел мемуар из чисто, можно сказать, этнографического интереса, никак не думая, что информация та когда-нибудь ему пригодится. А вот поди ж ты...

- Простите, капитан, но сэр Генри Болдуин занесен в наш черный список. Я требую, чтобы вы немедля покинули территорию клуба.

- А мы не уйдем! - спокойно отозвался Расторопшин, приобняв побледневшего Сашу. - Нам, собственно, некуда...

- Вы вынуждаете нас прибегнуть к крайним мерам, - пожал плечами распорядитель и, не скрываясь, сделал знак двум парам мордоворотов (копии тех, что со входа), бесшумно возникшим по обоим концам зала.

- Стойте! - властно воздетая рука Расторопшина магическим образом сформировала центр неподвижной композиции. - Мы уже вошли в этот храм, коснулись алтаря и пользуемся теперь правом быть хотя бы выслушанными. И я был бы крайне обязан вам, сэр, - обернулся он к знатоку истории спецслужб, чьи познания в английском были вполне уже сертифицированы, - если бы вы довели до собрания суть моих предложений, по-русски. Прошу вас как джентльмен джентльмена.

- Почту за честь, сэр!

Перевод оказался заметно красочнее оригинала. Прекрасный юноша, нежный и чистый, расцветший подобно крокусу в проталине русских снегов. Негодяй-лендлорд, вознамерившийся сорвать тот цветок силой. Проезжавший по делам службы британский офицер, не смогший чинно отвести глаза в сторону от творящейся мерзости. Бегство вдвоем. Безумная ярость лендлорда, поклявшегося настигнуть беглецов, пользуясь своими связями в полицейском ведомстве, и отдать эфеба на поругание всей шайке своих телохранителей...

- Суть моего предложения проста, джентльмены. Сэр Генри рассказывал мне, что в клубе порой практикуются игры на серьезную ставку - серьезней некуда. Вот такую игру я вам и предлагаю. Я ставлю свою голову - в обмен на право убежища для моего юного друга. У вас тут, я вижу, есть четверо kazaki - и я готов биться с ними со всеми, на ваших условиях. Рукопашный бой - хоть бокс по правилам Лондонского призового ринга, хоть дзюдзюцу, дуэль на ножах, на револьверах, "калифорнийская рулетка" - выбор за вами, джентльмены! В случае моей победы мы становимся членами клуба, при поражении - вы дадите убежище мальчику. Я знаю - вы достаточно влиятельные люди, чтобы избавить от преследования полиции и настоящего преступника, а он всего лишь беглец, не причинивший никому зла... Что скажете, джентльмены? - и он обвел взором застывший зал, улыбаясь волчьей улыбкой - той самой, какой, наверное, елизаветинские "морские ястребы" улыбались втрое, вчетверо, вшестеро превосходящим их числом испанцам.

- А если с четверыми сразу? - негромко спросил не вмешивавшийся ранее в разговор седеющий джентльмен, простота наряда которого ясно говорила о том, что он тут из самых главных.

- Идет! - без раздумья откликнулся он. - Но тогда выбор оружия - за мной. И я выбираю русские армейские револьверы - пятизарядный "калаш", сорок пятый калибр.

- Браво! - сдвинул ладоши седеющий, и в тот же миг зал взорвался аплодисментами. Хлопали все - ну, кроме телохранителей, на лицах которых, впрочем, читалось явственное облегчение. Откуда-то сам собою возник поднос, уставленный стаканами вискаря: ""Гленморандж", сэр, двадцатилетний!"

- Господа! - стакан седеющего вычертил в воздухе необыкновенного изящества траекторию. - Я полагаю, что предмет нашего тоста ни у кого не вызывает сомнений. За любовь, господа!

- За любовь! - с чувством отозвался Расторопшин, едва не ляпнув на радостях "For our ladies fair!"

27

- Ну вот, можешь уже открыть рот, напарник! - устроившийся в кресле ротмистр озирал апартамент, обставленный с неброской роскошью. - Ты отлично сработал, кстати, просто безупречно: благодарность перед строем от лица командования.

- Разве я что-нибудь делал? Стоял и молчал...

- Да! Но кАк стоял, и кАк молчал! Они же были влюблены в тебя все, поголовно! Я к концу если чего и опасался, так того, что кто-нибудь них воспылает к тебе такой страстью, что пожелает устроить мне летальный исход, как счастливому сопернику... Черт побери, да стоило тебе лишь пожелать, и твоя судьба была бы устроена наилучшим образом, на годы вперед! И кстати - еще не поздно...

- Не надо так шутить, Павел Андреевич. Пожалуйста.

- А я вовсе не шучу. Если бы ты только знал, сколько карьер - и государственных, а уж в особенности артистических - начались в этом заведении!.. Ладно, бог с ними со всеми. Я правильно понял, что ты грамоте разумеешь?

- Разумею.

- Описать то, что случилось вечером в том доме сумеешь? В форме рапорта?

- А как пишется рапорт, дядя Паша?

- Очень просто. Пишешь только о том, что видел своими глазами, а о своих мыслях по поводу - нет. Точно и кратко - предложениями не более семи слов.

- Я буду стараться. Только у меня с чистописанием не очень... Дядя Паша, а почему вы думаете, что нас тут не будут искать?

- Потому, что влезши сюда для розыска, можно попутно отыскать на свою... шею таких неприятностей, что мало не покажется: здешние обитатели могут карьеры не только устраивать, но и ломать. И потом - здешнее общество очень скрытно, и не имеет привычки судачить с представителями внешнего мира о том, что происходит в этих стенах... Мы получили крайне важную передышку, но расслабляться нельзя никак. Давай-ка, напарник, начнем с начала: что произошло в ту ночь в особняке графа, во всех подробностях. Знаю: у тебя от этого рассказа уже, небось, мозоль на языке, но вдруг да и выскочит какая-нибудь забытая мелочь - так иногда бывает. Должна же быть какая-то реальная причина для того, что Флору пытались убить, верно?