Филип Дик - Три Стигмата Палмера Элдрича

Барни лег на пол рубки, вслушиваясь в рокот аварийных воздушных насосов, пробудившихся к недолгой пронзительной жизни.

«Я добился, чего хотел, — подумал он. — Или, во всяком случае, того, что утверждал Палмер. Я умираю».

Перед его кораблем маневрировал изящный ООНовский истребитель Лео Балеро, выбирая место для второго, решающего удара. Он видел на экране пилота вспышки его двигателей. Истребитель был уже близко.

Лежа, он ждал смерти.

И вдруг через центральную комнату его апартаментов к нему подошел Лео Балеро.

Энни Хауторн поднялась с кресла.

— Так это вы Лео Балеро? У нас к вам масса вопросов. И все по поводу вашего Кей-Ди.

— Я не произвожу Кей-Ди, — сказал Лео. — Я всем сердцем ненавижу эту гадость. И ни одно мое предприятие не причастно к незаконным махинациям. Слушай, Барни, ты попробовал или нет? — он понизил голос, склонившись над Барни. — Ты знаешь, о чем я спрашиваю.

— Я выйду, — сказала Энни понимающе.

— Не надо, — бросил Лео.

Он обернулся к Феликсу Блау. Тот кивнул.

— Мы знаем, что вы одна из команды Блау, — объяснил ей Лео.

Он вновь раздраженно ткнул Барни.

— Не думаю, чтобы он его принял, — сказал Лео как бы про себя. — Я проверю.

Он принялся рыться в карманах костюма Барни, потом в рубашке.

— Здесь.

Он выудил тюбик с метаболитическим токсином.

— Не тронут, — сказал он с отвращением Блау. — Потому-то и Фэйн от него ничего и не получил. Он отказался.

— Я не отказался, — проговорил Барни.

«Я проделал долгий путь», — добавил он про себя.

— Ты что, не понимаешь? — сказал он вслух. — Чу-Зет. Очень надолго…

— Да-а, ты и удрал-то всего на две минуты, — сказал Лео с презрением. — Мы прибыли сюда, как только ты закрылся. Один парень — Норм, кажется, одолжил нам свой ключ.

— Но вспомните, — сказала Энни, — субъективные ощущения при Чу-Зет не связаны с нашим обычным временем. Для него могло пройти несколько часов или даже дней. — Она участливо взглянула на Барни. — Верно?

— Я умер, — провозгласил Барни. Он сел, чувствуя тошноту. — Ты меня убил.

Наступила удивительная тишина.

— Ты имеешь в виду меня? — спросил, наконец, Блау.

— Нет, — отозвался Барни. — Это неважно.

Во всяком случае, до следующего раза, когда он примет наркотик. Раз так случилось, конец должен быть близок. Палмер Элдрич может быть доволен. Сам Элдрич выжил. И это казалось невыносимым. Не собственная смерть, которая когда-нибудь все равно наступит, а бессмертие Палмера Элдрича.

«Серьезно, — подумал он, — где же победа над этим существом?»

— Я чувствую себя оскорбленным, — пожаловался Феликс Блау. — Так кто же вас убил, Майерсон? Черт, мы вывели вас из комы. А перед этим было долгое, трудное путешествие сюда. И для мистера Балеро, моего клиента, на мой взгляд, рискованное. Это район, где действует Элдрич. — Он опасливо оглянулся на Лео. — Дайте ему принять этот токсин. И потом — быстрее на Землю, пока не случилось что-нибудь ужасное. У меня предчувствие. — Он посмотрел на дверь апартаментов.

— Ты примешь токсин, Барни? — спросил Лео.

— Нет.

— Почему?

«Скука, усталость. Моя жизнь значит для меня слишком много. Думаю, пора кончать со своим искуплением, — решил Барни. — В конце-то концов».

— Что с тобой случилось во время трансляции?

Барни поднялся на ноги. На это едва хватило сил.

— Он не скажет, — проговорил Феликс Блау в дверях.

— Барни, — сказал Лео, — мы смогли бы улететь вместе. Я заберу тебя с Марса, ты это прекрасно знаешь. И К-эпилепсия — еще не конец…

— Ты теряешь время, — сказал Феликс и одарил Барни последним уничтожающим взглядом. — Мы сделали большую ошибку, положившись на этого парня.

Он исчез в коридоре.

— Он прав, Лео, — проговорил Барни.

— Ты никогда не выберешься с Марса, — уговаривал его Лео. — Я не получу разрешения на то, чтобы ты вернулся на Землю. И неважно, что сейчас здесь произошло.

— Я знаю.

— И тебя не волнует это? Ты собираешься провести остаток жизни, глотая наркотик?

Лео взглянул на него, сбитый с толку.

— Никогда, глотать наркотик? Ни-ког-да, — ответил Барни.

— Тогда, что же?

— Я буду жить здесь, — проговорил Барни. — Как колонист. Буду работать в своем саду, делать то же самое, что и они. Строить ирригационную систему или что-нибудь подобное. — Он чувствовал усталость, и его не покидала тошнота. — Простите.

— И ты прости, — сказал Лео. — Но я не понимаю.

Он посмотрел на Энни Хауторн, но, не получив ответа, пожал плечами и пошел к двери. В дверях он остановился, хотел что-то добавить, но передумал и вышел вслед за Феликсом Блау.

Барни вслушался в отзвук их шагов по ступеням, ведущим к люку лачуги. Потом шаги замерли. Наступила тишина. Он прошел к раковине, налил себе стакан воды.

— Я понимаю, — сказала через некоторое время Энни.

— Ты?

Вода на вкус показалась хорошей, она смыла последние следы Чу-Зет.

— Часть тебя стала Палмером Элдричем, — сказала Эини, — а часть Элдрича стала тобой. И вы никак не можете разделиться окончательно. Ты уже будешь…

— Ты рехнулась, — вымолвил он измученно, ухватившись за ванну и стараясь найти опору. Ноги его дрожали.

— Элдрич получил от тебя все, что хотел, — сказала Энни.

— Нет, — отозвался он. — Потому что я вернулся слишком быстро. Я должен был пробыть там еще пять — десять минут. Когда Лео сделает второй выстрел, в том корабле будет Палмер Элдрич, а не я.

«И вот почему нет нужды нарушать метаболизм мозга по наспех состряпанной, шитой белыми нитками схеме, — сказал он себе. — И Элдрич умрет, и довольно скоро… если, конечно, это вообще случится».

— Вижу, — сказала Энни. — И этот проблеск будущего ты получил, наверное, во время трансляции…

— Это будущее реально, потому что не основано на том, что я ощущал…

К тому же у него все-таки способность ясновидения.

— И Палмер Элдрич тоже знает, что он реален, — сказал он. — Он сделает, или делает, все возможное, чтобы вырваться оттуда. Но он не сможет.

«Или, — решил он, — вероятно, не сможет. В этом-то и заключается сущность будущего: разветвление возможностей».

Он занимался этим долгие годы, определяя, что надо делать дальше, и интуитивно выбирая определенную временную ветвь. В том и заключалась его работа у Лео.

— Вот поэтому-то Лео и не хочет ради тебя дергать за веревочки, — сказала Энни. — Он не хочет вернуть тебя на Землю. Ты понимаешь всю серьезность этого? Я не могу передать тебе выражение его лица. Он столько прожил, что никогда…

— Я имел бы, — сказал Барни, — Землю.

Он вложил в это слово все, что предвкушал от будущей жизни на Марсе.

Если эта жизнь вполне устраивала Элдрича, то вполне устроит и его. Ибо Элдрич прожил множество жизней. В нем говорила глубинная мудрость человека или иного существа, кем бы он там ни был. Слияние с Элдричем во время трансляции навечно оставило на Барни отпечаток, клеймо, форму какого-то абсолютного знамения. Он вздрогнул. А что, если Элдрич взял у него что-нибудь взамен? А есть ли что-то стоящее в его собственных знамениях? Проницательность? Настроения, воспоминания, моральные ценности?