Михаил Харитонов - Факап

А тут мне приснилось именно убийство. Причём, как бы это сказать, очень красочно.

Хотя нет. Сначала ни красок, ни звуков не было. Было вот это самое свободное пространство, в котором живут лаксиане. Но тут были не они. Были какие-то огромные тени, бесформенные, я только помню, что они огромные. И их запихивали во что-то страшно узкое, ужасно тесное и какое-то слепое, что-ли. Не тёмное, а именно слепое. Где нельзя видеть. И слышать. И дышать. И вообще ни для чего не было места. И это было для них больно и страшно, они сопротивлялись, но какая-то сила их ломала и запихивала в эту щель, и щель становилась всё уже, а потом она совсем закрылась. И вот тут я понял, что я сам — внутри этой щели, а великие тэтаны были похоронены в ней заживо. То есть не похоронены, а низведены по шкале тонов без реального падения уровня, без постулирования и падения в постулиро

Пёс! Как же меня вот эта вся белиберда раздражает! И, главное, ничего с этим не сделаешь: в голову начинают лезть непонятные слова и выражения. Причём я чувствую, что все эти слова что-то значат, но вот что? А с другой стороны, зачем мне это? Ну да ладно. Потому что с этого момента всё и началось.

Так вот, сначала я увиде

Всё тот же день, просто комп опять перезагрузился. Хорошо хоть файл не закрылся. Ничего не понимаю. Может, сломалось в нём что? Хотя — что может в компьютере сломаться? В общем, дело ясное, что дело тёмное.

Перечитал написанное и как-то настроение испортилось. Пишу, в общем-то, о всякой чепухе. Ну кому интересно, что у меня картридж кончился? Или что сон плохой увидел? Для живого нормального человека на свободе? Ха-ха три раза.

Хотя если так задуматься. Раньше для меня событием было что? Цифирки по экрану гонять? А ведь пожалуй, да. Некоторые цифирки были такими событиями, что как вспомню — так вздрогну.

А вот, скажем, охота на ракопаука — это как? Живая жизнь и всё такое? Для кого-то она самая. А для меня нет. Я ходил, кстати. Ребята из четвёртого аналитического уговорили. Дескать, сидишь ты тут в кабинетике, как сыч, белого света не видишь. Айда с нами, там Яйла, там пейзажи, там адреналин. Ну, я так подумал-подумал, да и поехал. На Яйлу. И ракопаука убил. Пятью выстрелами. Это считается хороший результат, для новичка просто отличный.

Ну и чего? Да ничего. Убил и убил. Панцирь ещё получил, со свидетельством. Хотел его по старой памяти на чёрном рынке обменять. Потом подумал — мелко. В итоге подарил его Саше Ветрилэ из четвёртого аналитического.

Ещё что у меня было такого настоященского? Видел взрыв Сверхновой. Случайно. Хотя нет, не то чтобы совсем случайно. Это меня друзья из Ассоциации Любителей Коньяка зазвали на дегустацию. Предлагались редкие сорта с окраин Внеземелья. И чтобы повысить интерес, решено было дегустацию провести на внешней планете солнышка, которое вот-вот взорвётся. Чтобы, значит, насладиться ещё и видом вселенского катаклизма.

Ну, я поехал. В принципе — не жалею. Ничего так, красиво. Планетка была маленькая, ледяная, небо чёрное. А потом шарахнуло во всё небо, а по мерзлоте ручейки потекли, смешно. Потом всё это стало испаряться, а остальное мы досмотрели уже с орбиты. Но коньяк оказался так себе. Как говорится — интересно, но не более.

Кстати, от Славина эту фразочку ни разу не слышал. От кого же тогда слышал? Кажется, от какого-то сценариста. Который мне объяснял, что даже самый шикарный кадр ничего не стоит без сценария. Сценарий ему смысл придаёт. А так — ну хоть что ты сними, а это будет просто сколько-то там миллионов цветных точек. Даже если это гибель Вселенной или что-то в этом роде.

Вот Антон Малышев это, похоже, не очень понимал. Иначе не взялся бы за этот свой фильм.

О пёс! Про фильм-то этот дурацкий я совсем забыл!

Нет, ну как же мне это надоело. Никак не могу рассказать простую историю! Ну не простую, но всё-таки. Потому что девяносто процентов её составляют начальные условия. Которые вроде и хочется пропустить — а без них никуда. Ощущение такое, будто сервируешь стол для сигарного ужина, кибера с посудой уже загонял, и всё время чего-то нужного нет — то солонки, то перечницы, то какого-нибудь сырного ножа. И всё таскаешь, таскаешь, а уже ведь и жрать пора, и коньяк раскупорен, и вообще. Ну всё уже вроде, сели — и тут вдруг бац: забыл подогреть судрогалицу для алапайчиков... Уже и ужинать-то не хочется, думаешь только — скорей бы всё это кончилось.

А с другой стороны. Куда я бегу, кто меня торопит? Чего это я вообще так нервничаю-то? Мне что, завтра доклад начальству нести? Нет вроде бы. Я вообще не уверен, что это кто-то читать будет. А если будет, то прочитает обязательно. Ты ведь прочитаешь, Лена?

Ну так вот про фильм.

У Антона-Руматы, помимо всего прочего, были ещё и творческие амбиции. А именно: хотел он снять документалку. Кино про средневековый Арканар. Такой весь из себя натуралистический. Который будут смотреть лет через пятьсот чистенькие интернатные детишки Арканарской Коммунистической Республики. Потому что на предков посмотреть всегда интересно. А он, Малышев, таким образом войдёт в историю. Пусть не земную, но всё-таки.

Идея пришла к нему не сразу. О чём-то подобном он начал задумываться на третьем году жизни в Арканаре. Во всяком случае, тогда он заказал на Базе маленькую камеру для личного пользования. Видимо, результат ему понравился, но не совсем. Потому что через какое-то время он выписал себе несколько хороших камер. Причём одну — с так называемыми плавающими объективами. Ну то есть с несколькими сотнями крохотных камер, замаскированных под мелких насекомых. Работают они по принципу фасета: каждая даёт довольно плохое изображение, а компьютер достраивает его до хорошего. Их можно пустить летать, или прилепить себе на плечо, или на стенку какую-нибудь. Обычно им в дополнение дают одну мощную камеру с круговым обзором. У Антона она была в виде обруча, надеваемого на голову. Съёмка со всех точек, а на лбу — замаскированный под драгоценный камень мощнейший объектив с разрешением в несколько миллионов точек на линию.

В результате Малышев получил немало киноматериала. Причём со своим собственным участием — потому что мелкие камеры снимали и его самого. Оставалось это дело творчески переработать.

К этому делу Антон пытался привлечь Павла Бунге и даже Кондорского. Бунге сразу отказался участвовать, а вот Александр Васильевич прочёл молодому дураку лекцию. О том, что сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь пирожник, и что никакого кино у него в итоге не получится. А получится набор бессвязных кадров, из которых ничего не слепишь. Потому что слепить конфетку из дерьма ещё никому не удавалось, извините за скатологический юмор.

Кондорский был, конечно, прав. Антон его, конечно, не послушал. Однако совсем уж идиотом он не был и смысл в словах старшего товарища усмотрел. Потому что на следующей встрече он долго и подробно говорил с Бунге на тему документалистики — он помнил, что в интернате тот ходил в кинокружок. Бунге порекомендовал ему пару хороших книжек, да вот беда — из-за всё тех же ограничений любая земная литература ко ввозу на Арканар была категорически запрещена. Согласно всё тому же закону "О принципах взаимоотношений с развивающимися мирами".