Константин Соловьёв - ГНИЛЬ

Всего два уровня, и стены неплохо сохранились — Маан даже удивился, отчего Гнилец, бегущий от людей, выбрал так близко расположенный к жилым домам остов. В таких обычно ютятся деклассированные. Может, это было его временное пристанище, куда он бежал из разрушенного стадиона. Перевалочная база, точка на пути к новому «гнезду». Если так, ему просто не повезло. Маан не сомневался, что как только на стол Мунна лег отчет о найденной «тройке», тот сыграл боевую тревогу не медля. Контроль не любит допускать ошибок, он тщеславен и заботиться о своей репутации. Гнильца, который едва не отправил в могилу заслуженного старшего инспектора, надлежало разыскать немедля, приложив к этому все силы в распоряжении Контроля. Неудивительно, что они собрали целую армию с новомодными игрушками. И добились нужного эффекта.

Геалах включил переносной фонарь.

— Заходи. Не споткнись, здесь до черта мусора. Направо. Еще направо. Слева дверь, видишь? Туда.

Маан и сам понял бы, куда идти — из дверного проема в центре мертвого каменного зала показывались лучи света, желтые, серебристые и белесые, точно там, как в ночных клубах, была собрана ритм-цвето-установка. Только музыки слышно не было, вместо нее Маан разобрал глухие рокочущие голоса, треск каменных плит под чьими-то тяжелыми подошвами, смешки, шелест ткани и металлический звон.

— Добрый вечер, шеф!

— Добро пожаловать.

— Заждались!

Его окружили, ему жали руку, осторожно, но немного бесцеремонно. Здесь было много уставших людей в массивных бронежилетах и все они были похожи один на другого. Маан разобрал Мвези, Лалина, Месчинату… Здесь был весь отдел. Как в ту славную ночь, когда они брали злополучную «тройку». Маана встретили радостно, каменная комната тревожно загудела, роняя с потолка чешуйки старой штукатурки, слишком уж много человек заговорили одновременно.

— Полюбуйтесь на нашу добычу!

— Не мешайте ему…

— Геалах, был вызов, тебя…

— Огромный же, правда?

— Привет, ребята, — сказал Маан, ослепший от мельтешения фонариков, — Я рад вас видеть.

Стало тише. Инспектора разошлись в стороны чтобы он мог лучше видеть то, что находилось в центре комнаты. Сперва он заметил Кулаков — сбившись в тесную группу, они стояли поодаль, курили, сплевывая дешевым табаком на пол, оживленно жестикулировали и демонстративно не обращали внимания на прочих. Кажется, они были не в духе, и Маан мог понять, почему. Двое людей вышли из строя, один из них окончательно, а слава, как обычно, достанется не им, верным исполнителям, дробящим кулакам Контроля, а этим чистюлям-инспекторам, которые половину жизни тасуют бумажки за письменным столом, зато за каждую операцию получают очередной социальный класс.

А потом он увидел и Гнильца.

Скорчившийся под несколькими слоями тяжелой металлической сетки, он тяжело дышал и, видимо, был очень вымотан. Скорее всего, он пытался вырваться на свободу и истощил даже свои невероятные силы. Он казался меньше, чем во время их последней встречи, и Маан смотрел на него без страха, даже с каким-то детским любопытством. Огромное мясистое тело, раздувшееся, давно потерявшее человеческие очертания, скрытое корообразной чешуей. Вытянутая голова, похожая на еловую шишку, начавшая когда-то зарастать схожей чешуей, но так и не окончившая этой трансформации. И глаза, два отверстия в розоватом мясе, источающие ярость и бессилие. Гнилец тяжело ворочался, согнутый едва ли не пополам, от его скрипящего неравномерного дыхания шелестела бетонная крошка под ногами. Большой зверь, когда-то бывший сильным и смелым, загнанный, побежденный, беспомощный. Маан попытался вспомнить свои прежние ощущения — те, которые он испытывал, когда тяжелые как стальные тросы конечности Гнильца перерубали его руку. Но ничего не вспомнил. Удар, он лежит на полу, Гнилец возвышается над ним и что-то говорит. Он не испытывал ненависти, те события казались скрытыми даже не в другом времени, а в другом человеке. Который уже не был теперешним Мааном, хотя никто из присутствующих об этом и не знал.

«Я не могу его ненавидеть, — подумал Маан, разглядывая скованное чудовище с показным неискренним любопытством, — Наверно потому, что теперь мы с ним относимся к одному виду. Мы родственники. Но он давно прошел инициацию, а я все цепляюсь за человеческую шкуру, которая того и гляди начнет отваливаться кусками».

На какую-то секунду он вдруг почувствовал себя совершенно чужим в этом кругу людей, они показались ему даже не незнакомцами, а непонятными, жалкими в своем уродстве существами. Возбужденно блестящие глаза, тощие руки, лежащие на оружии, бледные худые лица. Это было настолько отвратительно, что Маан стал размеренно и глубоко дышать чтобы переждать приступ тошноты.

И еще он чувствовал Гнильца, даже не видя его. То ощущение, с помощью которого он впервые увидел в автомобиле Геалаха, вернулось к нему, но уже в другом цвете, искаженное. Гнилец был горячей пульсирующей точкой в его мозгу, точкой, к которой уже протянулась невидимая ниточка.

Маан попытался избежать этого контакта, но не его воля управляла этим новым чутьем — и с ужасом, от которого под ключицы впились ледяные шипы, он осознал, что эта связь между ним и связанным гноящимся чудовищем живет и действует. Она как будто перекачивала цвета, запахи, тактильные ощущения, формируя новый образ и дополняя его. И этот образ отозвался на его мысленное прикосновение. Гнилец почувствовал Маана.

Он казался старым, очень старым, как будто прожил сотни лет. Маан ощущал его усталость, стон его израненного и вымотанного тела. Он совершенно точно не был ни человеком, ни чем-то похожим на человека. Разум Гнильца, обращенный сам к себе, казалось, тоже ворочается, как зверь на неудобном ему ложе. Точно умирающий пес на стальной цепи. Совершенно чужой разум, прикосновение к которому обжигало, дезориентировало в пространстве и времени. Сумасшедший, подчиненный мысленным течениям, которые даже близко недоступны человеку, бесконечно чуждый всему здесь, страдающий — но не от одиночества, а от невозможности вести привычную жизнь в холодных недрах каменных развалин.

Погружение оказалось столь глубоко, что Маан не заметил того момента, когда его человеческое тело оказалось не способно поддерживать этот странный контакт. Он даже не понял, что падает, просто пятна света от фонариков мелькнули перед глазами, его тряхнуло, и когда он снова стал понимать, где находится, оказалось, что он висит на крепком плече Хольда, озадачено заглядывающего ему в лицо.

— Нормально… — выдохнул Маан, отстраняясь, — Все… Нормально. Просто накатило что-то.

— Еще бы, — с сочувствием в голосе сказал стоящий где-то за спиной Тай-йин, — Меня бы такой огрел, я бы тоже без удовольствия на него глядел потом. Понятно, шеф.