Дэвид Вебер - Прекрасная дружба

Ирина тяжело восприняла его смерть, но к тому времени она видела уже много смертей. Ей даже на мгновение ни разу не пришло в голову обвинить МакДаллана, и когда проходили недели, затем месяцы, и наконец и стандартные годы, она поняла, что ее чувства к нему стали слишком сильны, чтобы по-прежнему называть это «дружбой». Вот почему они собирались пожениться примерно через шесть стандартных месяцев. По ее мнению, они могли бы пожениться хоть завтра, но он хотел, чтобы на свадьбу прибыла его мать, и учитывая задействованные межзвездные расстояния…

Еще она обнаружила, что при всей своей от природы теплой, сопереживающей личности, глубоко внутри Скотта МакДаллана жила тьма. Наверное… меланхолия. Он что-то чувствовал , думала она. Иногда чувствовал слишком сильно. Он заботился – эта было одно из того, что она в нем любила, одно из того, что вообще привело его на Сфинкс – но иногда он чересчур заботился. Именно поэтому ему был нужен кто-то, чтобы устраивать ему проблемы, держать его сосредоточенным здесь и сейчас.

Она решила, что это будет ее работа. Так что…

– О да, конечно! – закатила глаза Ирина. – Не могу придумать, что бы такого мне хотелось бы сделать, кроме как стоять по пояс в ледяной воде по четыре-пять часов и не подцепить при этом ни единой рыбы! Я люблю природу! – откинула она голову и широко развела руки. – Нет ничего, что бы я любила больше, чем напрасно отмораживать свой зад, ничего не ловя! Ну, разве только стоя под дождем отмораживать свой зад, ничего не ловя. – Она задумчиво нахмурилась, после чего твердо кивнула. – Да, теперь, когда я над этим задумалась, так будет куда веселее. И если бы я только могла провертеть дырку во льду посреди метели, то я бы точно…

– Ладно. Ладно! – рассмеялся он и обнял ее одной рукой. – Итак, может быть, поймать что-нибудь немного важнее, чем я предполагал.

– Может быть, да? – скептически посмотрела она на него. Затем пожала плечами. – Ну, по крайней мере, ты не ныряешь в воду целиком, как Фишер. Неудивительно, что он столько времени тратит, загорая на теплых камнях. Он просто оттаивает от всех своих заплывов!

МакДаллан снова рассмеялся, хотя она, вероятно, была права. Прием Фишера заключался в том, что он неподвижно лежал на нависающей над водой ветви или выступе скалы, опустив взгляд в воду, пока не замечал рыбу, после чего с выпущенными когтями набрасывался на ничего не подозревающую жертву. МакДаллан наблюдал, как он это делает, и был весьма впечатлен неуловимой скоростью древесного кота и его умением, но это, несомненно, был мокрый и холодный способ рыбачить. И прием, вероятно, мог объяснить, почему нагретые солнцем скалы занимали столь высокое место в списке его любимых вещей.

– Во всяком случае, – продолжила Ирина, махнув рукой в сторону своего племянника, Карла Цивоника, – Мы с Карлом любезно подготовили провизию в качестве нашего вклада в эту экспедицию.

Карл поднял глаза и улыбнулся, нарезая на дольки свежий лимон. Старомодная чугунная сковорода, что прислала его мать, стояла наготове у огня, смазанная маслом и ожидающая кусочки рыбного филе, обваленного Ириной в муке и свежемолотом черном перце. Большая хлебница у его локтя была полна свежего, золотистого кукурузного хлеба; от только что снял крышку с огромной чаши капустного салата; и пластиковые стаканы ждали рядом с тридцатилитровым термосом чая.

Доктор почувствовал, как наполняется слюной его рот, когда учуял смешанный запах древесного дыма и кукурузного хлеба. Он больше не мог думать ни о чем, кроме свежевыловленной и пожаренной рыбы, приправленной свежевыжатым лимонным соком, с домашним кукурузным хлебом и салатом, приготовленными Эвелиной Цивоник. Особенно съеденным на природе с друзьями.

– Ну, в таком случае, определенно, давайте есть! – сказал он.

Значительно позже этим вечером МакДаллан и Ирина сидели на диване-качалке на веранде просторного дома Александра и Эвелины Цивоник.

Как сын одного из первых пайщиков колонии, Александр Цивоник технически, согласно новой конституции, был вправе называть себя «бароном Цивоник». МакДаллан как-то подумал, что в этом титуле, наверное, когда-нибудь будет настоящий смысл. В настоящий момент это лишь означало, что Цивоники были на Сфинксе так же долго, как и все остальные. Дополнительным свидетельством тому был неуклонно расширяющийся дом. Чуть более стандартного месяца назад он принял в этом доме роды последнего ребенка Александра, а сердцу дома было уже пятьдесят стандартных лет. Он задавался вопросом, руки скольких еще поколений будут дополнять его, детские ноги скольких еще поколений будут бегать, играть и работать в будущие времена под его крышей.

Это были успокаивающие мысли, что утешали сердце того, кто видел слишком много умирающих от чумы людей.

– Удобно? – тихо спросил он, когда Ирина положила свою голову ему на плечо, тогда как он одной ногой мягко покачивал диванчик.

– О, да, – пробормотала она, глядя мимо края крыши веранды на звезды, начинающие застенчиво высыпать на темнеющую кобальтовую синь неба. – Я люблю это место, – негромко продолжила она. – Об этом порой трудно помнить – например, когда снег идет без перерыва пятнадцать стандартных месяцев. Но затем к нам приходит пятнадцать месяцев весны и еще пятнадцать месяцев этого .

Одним взмахом руки она обвела возвышающиеся над домом квазисосны и огромные королевские дубы и небо, простирающееся над ними ясным, чистым бархатом, и МакДаллан кивнул.

– И не забывай о сюрпризах, – с усмешкой сказал он. – Я полагаю, нам стоит помнить, насколько малую часть планеты мы сумели исследовать, но тем не менее!..

– И сюрпризы,– согласилась она. Затем она села чуть прямее, отодвинувшись, чтобы можно было взглянуть ему прямо в глаза. – Все сюрпризы, – добавила она даже еще тише.

МакДаллан посмотрел на нее. Он знал, что она имела в виду. Фактически, она была единственным человеком на планете, которому он доверил всю правду, но даже с ней это было не так просто.

Большую часть своей жизни он скрывал свою «странность». Ему повезло, что его «дар» был не так силен, как у его бабушки, но он всегда был с ним, всегда обещал устроить ему проблем, особенно в моменты стресса. И люди все равно не понимали. На самом деле, ему иногда казалось, что люди сейчас стали еще меньше разбираться в этих маленьких личных «причудах», чем до того, как Расселение вывело человечество к звездам. Предубеждение против «джини» могло распространяться почти на все, что кто-то посчитал бы странным или отличающимся, вне зависимости от того, было ли это как-то связано с генетическими манипуляциями. И тот факт, что люди, позволяющие себе быть столь предвзятыми, редко бывали умственными гигантами, совсем не значил, что они не могут принести много вреда.