Дэвид Вебер - Прекрасная дружба

Тебе должно быть стыдно , отругала она себя. Что? Неужели тебе действительно так важно быть единственной героиней, связанной с древесными котами? Думаешь, ты должна получить всю славу? И если ты так завидуешь всем новостным сводкам и всем поздравлениям, что получил доктор МакДаллан, то почему бы тебе не решиться провести чуть больше времени со всеми этими ксенологами и ксенобиологами и убедиться, что во всех отчетах будет твое имя, а не его?

Ей не нравилось, что она чувствовала, и ей было не просто стыдно. Она была разочарована самой собой… и она знала, что ее родители чувствовали бы то же самое, если бы узнали про это.

– Мя-ать! – тихо сказал ей на ухо Львиное Сердце, и она почувствовала, как он шевельнулся у нее на плече. Оставшаяся у него передняя лапа потянулась, легонько касаясь ее головы, и она как-то почувствовала его мягкое неодобрение. Не за только что осознанные ей чувства к доктору МакДаллану, а за то, что обвиняет себя за эти чувства. И хотя она считала, что он был не прав, так легко обойдясь с ней, ей пришлось признать, что не похоже было, чтобы она намеревалась завидовать доктору. Она даже не осознавала этого, и когда она подняла руку потрепать уши Львиного Сердца, она пообещала себе, что искоренит эту зависть так быстро, как только сможет.

– Мя-ать! – еще раз сказал древесный кот, уже веселее, почувствовав изменение ее эмоций, и она усмехнулась.

– Ладно, – прошептала она ему, когда аэрокар приземлился. – Ладно, я постараюсь. Да и ты тоже!

Львиное Сердце довольно мурлыкнул, тепло прижавшись к ее щеке, и они взглянули на открывающуюся дверь аэрокара.

Скотт МакДаллан, решила Стефани, был самым рыжим из всех рыжих, что она видела в жизни. Его волосами, казалось, можно было разжигать костры, а кожа была так усыпана веснушками, что удивительно было, что она не светилась.

Ирина Кисаева была ниже его, весьма женственна и крепче сложена. Ее волосы были так же темны, как его огненны, а ее карие глаза, казалось, были созданы для смеха. Нос у нее был таким же прямым, а скулы высоки.

Но по-настоящему привлек ее внимание кремово-серый древесный кот, устроившийся на руке доктора МакДаллана. Он был не таким крупным, как Львиное Сердце, а на хвосте было меньше темных полос, но помимо этого и отсутствующей лапы Львиного Сердца их можно было бы принять за близнецов, голова древесного кота поднялась, и ярко вспыхнули зеленые глаза, когда он взглянул в их направлении.

«Приветствую, Быстро-Бьющий! – сказал Лазающий-Быстро. – Добро пожаловать в угодья клана Погибели-Клыкастой-Смерти».

«Благодарю за радушие, старший брат, – ответил Быстро-Бьющий. – Хотя я не знал, что Погибель-Клыкастой-Смерти и ее родители стали полноправным кланом ».

«Если еще не стали, то скоро станут, – сказал Лазающий-Быстро. – И клан Яркой Воды решил, что у них, конечно же, есть право на получение статуса клана. Они уже многому нас научили, не говоря уже о…»

Он приподнял обрубок правой передней лапы и почувствовал, как Быстро-Бьющий с ним соглашается. Затем он прищурил глаза, когда они с разведчиком клана Смеющейся Реки попробовали мыслесвет друг друга. Для древесных котов это был эквивалент того, что люди могли бы назвать «знакомством», если не считать того, что это было гораздо быстрее – и гораздо глубже – чем могли добиться любые два человека. Конечно, ни один из них не был певицей памяти, так что они не могли дойти до самого дна, но за то время, что Быстро-Бьющий и его люди выбирались из аэрокара и подходили к ожидающим Харрингтонам, они с Лазающим-Быстро стали все равно что старыми друзьями.

После этого они оба попробовали мыслесвет всех людей, с которыми раньше не встречались. Это был интересный опыт, так как мыслесвет как Стефани, так и МакДаллана упоминался в песнях памяти, последние несколько месяцев расходящихся от клана к клану. Всем слушающим певицы памяти ясно дали понять, что у двух людей был исключительно мощный мыслесвет, даже для двуногих, но теперь было очевидно, что песни значительно их преуменьшали.

«Мыслесвет твоей двуногой гораздо сильнее, чем я ожидал, – сказал Быстро-Бьющий. – Думаю, что в чем-то он может гореть даже ярче, чем у Врага-Тьмы!»

«Мыслесвет Врага-Тьмы тоже очень силен, – уважительно отозвался Лазающий-Быстро. – Хотя я не думаю, что кто-то из них по-настоящему ярче другого. Они просто… различны».

Он задумчиво поиграл кончиком хвоста, пытаясь придумать, как выразить свои ощущения.

«Мне кажется, – сказал он спустя мгновение, – что разница в том, как именно они чувствуют нашу с ними связь. Погибель-Клыкастой-Смерти мыслеслепа, а Враг-Тьмы… не совсем. Я слышу почти… почти эхо его мыслеголоса. Но я все же думаю, что Погибель-Клыкастой-Смерти действительно может попробовать мои чувства лучше, чем он пробует твои. Как будто бы… как будто бы у каждого из них лишь половина умений Народа к ощущению мыслесвета, но ни у одного нет всего».

«Полагаю, ты прав, – ответил Быстро-Бьющий. – Я не слишком-то над этим задумывался, но теперь понятнее, как Ясной-Певице удалось донести до него воспоминания Истинного-Ловчего о том, что сделала преступница».

«Это хорошо! – сказал Лазающий-Быстро. – Мы уже гораздо больше узнали о двуногих – особенно о наших двуногих! Надеюсь, они так же много узнают и о нас ».

– Доктор МакДаллан, миз Кисаева… Фишер, – сказал Ричард Харрингтон, по очереди протягивая руку людям и приветственно кивая древесному коту. – Добро пожаловать! Заходите внутрь, пока дождь не начался!

– Это, – глубоким, приятным баритоном начал Скотт МакДаллан, – звучит как очень хорошая идея, доктор Харрингтон.

– Аминь, – вторила Ирина Кисаева, после чего с улыбкой взглянула на Стефани. – И ты, должно быть, Стефани, – подмигнула она. – Рада встретиться с тобой лично. Тем более что мы с тобой, кажется, единственные не-доктора на этой вечеринке!

Стефани рассмеялась и шагнула вперед, протягивая ей руку.

– Ага, – сказала она, тряхнув головой. – Я много такого слышала рядом с этим двумя, – кивнула она в сторону своих родителей, и Марджори Харрингтон нежно отвесила ей подзатыльник.

– Просто помни, кто этим вечером раздает горячий шоколад, – зловеще сказала она своей дочери, и теперь захихикала Ирина.

У нее приятный смех, решила Стефани. И лицо тоже приятное.

Харрингтоны проводили своих гостей внутрь в большую, уютную гостиную, где в большом каменном очаге потрескивал огонь. И этот очаг не был таким уж пережитком далекого прошлого. Чего на Сфинксе было много, так это дров. И если дом посреди сфинксианской зимы потеряет энергию, этот анахроничный камин (и такие же почти во всех остальных комнатах) вполне может оказаться разницей между выживанием и замерзанием насмерть.