Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

В камере за дубовой дверью сидела женщина из рода троллей, прикованная к стене за шею настолько тяжелой бронзовой цепью, что она могла бы удержать на якоре корабль. Бледный свет воткнутого за дверью факела падал на ее огромное тело, нагое и мускулистое. Она была совершенно лысой, а ее зеленая кожа странно подергивалась. Повернув к Имрику отвратительную голову, она скривила губы в жуткой гримасе, ощерила белые зубы, но глаза ее были пусты, как два черных колодца, в которых можно утопить душу. Имрик держал ее здесь девятьсот лет, и она помешалась.

Ярл альвов взглянул на свою пленницу, стараясь, однако, избегать ее взгляда, и тихо сказал:

— Мне снова нужен подменыш, Гора.

Голос троллицы был подобен раскату подземного грома:

— Хо-хо, — сказала она, — он снова ко мне пришел. Приветствую тебя, кто бы ты ни был, пришелец из ночи и хаоса. Неужели никто не сотрет улыбки с лица вселенной?

— Поспеши, — сказал Имрик. — Я должен совершить замену до рассвета.

— Поспеши, поспеши! Осенние листья спешат по ветру, снег спешит с неба на землю, жизнь спешит в могилу, а боги спешат к забвению. — Голос безумной гремел в подземных коридорах. — Все вокруг — пепел и прах, несомый бездумным ветром, и только бормотание безумцев повторяет музыку звездных сфер. Ха, вот красный петух на куче навоза!

Имрик снял со стены бич и больно стегнул ее. Троллица затряслась и легла на землю. Быстро, поскольку не любил касаться ее холодной, влажной кожи, Имрик сделал все, что требовалось, а потом обошел вокруг нее девять раз против солнца, напевая песню, которой не смог бы повторить ни один человек. Эльф пел, а троллица дрожала, раздувалась и стонала от боли. Когда он обошел ее в девятый раз, Гора закричала так, что заболели уши, и родила мальчика.

Человеческий глаз не отличил бы его от сына Орма, разве что потомок троллицы и альва яростно взвыл и укусил свою мать. Имрик перевязал пуповину и взял подменыша на руки, чем сразу успокоил его.

— Мир — это мясо, гниющее на мертвом черепе, — бормотала Гора. Она вздрогнула, звякнув цепью, и легла на землю. — А рождение — разведение червей. Уже сейчас губы не скрывают зубов трупов, а вороны выклевывают глаза. Ветер вскоре раскидает кости. — Она завыла, когда Имрик закрыл за собой дверь. — Он ждет меня, ждет на холме, под безумными ударами тумана, ждет уже девятьсот лет. Черный петух каркает.

Имрик вновь закрыл дверь камеры на три ключа и торопливо поднялся по лестнице. Создание подменышей не доставляло ему удовольствия, но шанс заполучить человеческого ребенка был слишком ценен, чтобы его упустить.

Выйдя во двор замка, он увидел, что погода испортилась. Черные тучи мчались по небу, месяц бежал от подступающего мрака. На горизонте ярилась гроза, исписывая пространство между небом и землей рунами молний. Ветер свистел и выл.

Имрик вскочил в седло и направил коня на юг. Они неслись мимо вершин и склонов, мчались по долинам и среди деревьев, раскачиваемых ветром. Месяц посылал в мир призрачные белые фигуры, и ярл Имрик казался одной из них.

Он скакал, и плащ его трепетал, как крылья нетопыря. Свет луны отражался от его кольчуги и от его глаз. Когда он ехал по ровному берегу страны датчан, огромные волны разбивались у его ног, обрызгивая пеной щеки. Раз за разом зигзаги молний освещали бушующую водную пустыню, в надвигающемся мраке раскаты грома звучали гораздо громче, чем стук больших колес на небе. Имрик снова и снова торопил коня: он не хотел встречать Тора этой ночью.

Во дворе Орма он вновь открыл окно Эльфриды — она не спала, прижимала ребенка к груди и успокаивала его. Порыв ветра закрыл ей лицо волосами, ослепив на мгновенье. Она решит, что это ветер как-то открыл окно.

Молния осветила небо, ударил гром. Эльфрида почувствовала, что ребенок выскользнул у нее из рук, и торопливо подхватила его.

— Слава богу, — прошептала она, — я выпустила тебя, но успела поймать.

Эльфрида прижимала к себе раскричавшегося ребенка. Нужно было его накормить, чтобы успокоить. Мальчик начал сосать, но при этом больно укусил ее.

Громко смеясь, Имрик ехал домой. Внезапно ему ответило странное эхо, и он натянул вожжи, чувствуя холод возле самого сердца. Сквозь прореху в тучах сноп лунного света упал на фигуру, пересекшую Имрику путь. Он мельком заметил восьминогого коня, несшегося быстрее ветра, и всадника с длинной седой бородой и в шляпе, закрывающей его лицо. Лунный свет отразился от наконечника копья и одного глаза страшного наездника.

— Хей, хо-хей! — промчался он мимо альва с дружиной мертвых воинов и сворой воющих псов. Их вызвал его рог; копыта небесных скакунов грохотали, как град по крыше. А потом всадники исчезли, и над миром разразился ливень.

Имрик стиснул губы. Встреча с Дикими Охотниками не предвещала ничего хорошего тому, кто их увидел, и он сомневался, что Одноглазый Охотник случайно оказался рядом с ним. Однако нужно было ехать домой. Вокруг сверкали молнии, и Тор мог швырнуть молот куда угодно. Имрик закутал сына Орма в плащ и пришпорил коня.

Имрик назвал украденного ребенка Скафлоком и отдал на воспитание своей сестре Лее. Она была так же красива, как и ее брат — с хрупкими, точеными чертами лица, серебристо-золотые пряди спускались из-под драгоценной диадемы, а в темно-голубых глазах сверкали лунные точки. Носила она одежды из паутинного шелка, а когда танцевала в лунном сиянии, зрителям казалось, что это пляшет белое пламя. Она улыбалась Скафлоку бледно-розовыми полными губами, а молоко, волшебным образом переполнявшее ее груди, было в его устах и жилах, как сладкий огонь.

На торжество выбора имени явились многие знатные Эльфгейма и привезли с собой великолепные подарки: кубки и кольца прекрасной работы, выкованные низовиками мечи, кольчуги, шлемы и щиты, наряды из парчи и атласа, а также талисманы. Поскольку альвы, подобно богам, гигантам, троллям и прочим родственным существам, не знали старости, у них было мало детей, они рождались раз в несколько столетий. Каждое такое рождение было крупным событием, однако гораздо значительнее считали они взять на воспитание человека.

Во время пиршества раздался вдруг оглушительный топот копыт, от которого задрожали стены замка и зазвенели бронзовые ворота. Стражники поднесли к губам трубы, но никто не посмел преградить путь всаднику, а сам Имрик приветствовал его низким поклоном, выйдя к главным воротам.

Это был высокий красивый муж в кольчуге и шлеме, сиявших куда слабее его глаз. Земля дрожала под копытами его скакуна.

— Добро пожаловать, Скирнир, — сказал Имрик. — Твой визит — высокая честь для нас.

Посланник Асов ехал по залитому лунным светом двору. На боку его подпрыгивал меч Фрейра, сверкавший, как само солнце; он получил его за поход на Йотунхейм за Гердой. В руках он держал другой меч, длинный и широкий, без следа ржавчины, хотя и покрытый землей, в которой тот пролежал много лет, и сломанный пополам.