Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура

После случившегося они делили постель каждую ночь. Поступать иначе казалось нелепо. Но ни на вторую ночь, ни на третью, ни на четвертую они не занимались любовью. Они лежали рядом, не касаясь друг друга, и не разговаривали. Тесме готова была отдаться, если бы он потянулся к ней, но он не делал этого, а сама она предпочитала не навязываться.

Молчание между ними становилось для нее все тягостнее, но она боялась нарушить его, опасаясь услышать то, чего не хотела слышать: что ему не по вкусу их любовные игры, или, что он смотрит на свершившееся совокупление, как на непристойное и неестественное, которое позволил себе только один раз, и то только потому, что она оказалась слишком настойчивой, или что он понимает, что по-настоящему она не испытывает к нему страсти, а просто воспользовалась им, дабы дойти до конца в своей непрекращающейся войне против всяких условностей.

К концу недели, измучившись накапливавшимся беспокойством и напряжением, и страдая от невысказанной неопределенности, Тесме рискнула прижаться к нему, когда легла вечером в постель, позаботившись, чтобы это выглядело как случайность, и он с готовностью легко обнял ее, не колеблясь, приняв в свои объятия. Потом они одни ночи занимались любовью, другие — нет, но всегда это происходило случайно и ненамеренно, почти обыденно, и как-то непроизвольно, после чего она засыпала. Каждый раз, отдаваясь, она получала огромное наслаждение. Чуждость его тела она вскоре перестала замечать.

Теперь он уже ходил без ее помощи, и упражнялся каждый день. Сначала с ее помощью, затем самостоятельно, он обследовал краешек джунглей, поначалу передвигаясь осторожно и с опаской, но вскоре шагал уже свободно, лишь слегка прихрамывая. Купания, кажется, способствовали выздоровлению, и он часами плескался в маленьком прудике Тесме, досаждая громварку, жившему у берега в грязной норке, — эта старая тварь украдкой выбиралась из своего местечка и разваливалась у воды, подобно выпотрошенному, промокшему и покрытому грязью мешку с колючками. Он мрачно глазел на чаурога и не возвращался в воду, пока тот купался.

Тесме утешала его нежными зелеными ростками, которые выдергивала в ручье и до которых громварку было не добраться на своих маленьких лапках.

— Когда же ты покажешь мне Нарабал? — спросил однажды Висмаан дождливым вечером.

— Могу завтра, — ответила она.

Ночью она чувствовала необычное возбуждение и настойчиво прижималась к нему, желая отдаться.

Они вышли в путь с первыми проблесками дождливого рассвета, уступившему скоро яркому сиянию солнца.

Тесме шла осторожно, не спеша, и хотя казалось, что чаурог вполне выздоровел, она все равно двигалась медленно, и Висмаану было нетрудно идти за ней. Она заметила, что безудержу болтает, называя ему каждое дерево или животное, на какие они натыкались, рассказывая немного из истории Нарабала, потом о своих братьях и сестрах и о знакомых в городе. Ей страстно хотелось показаться им с Висмааном — ГЛЯДИТЕ, ВОТ МОЙ ЛЮБОВНИК-ИНОВЕРЕЦ! Я СПЛЮ С ЧАУРОГОМ! И когда они подошли к окраинам, она принялась внимательно оглядываться, надеясь увидеть знакомых, но едва ли можно было встретить кого-либо на окраинных фермах, а местных она не знала.

— Видишь, как на нас уставились? — шепнула она Висмаану, когда они очутились в более населенных кварталах. — Они тебя боятся, считают предтечей некоего нашествия, и гадают, что я с тобой делаю и почему так любезна.

— Я ничего такого не вижу, — сказал Висмаан. — Они проявляют любопытство, да. Но я не замечаю ни страха, ни враждебности. Может быть, потому, что я плохо разбираюсь в мимике человеческих лиц? Правда, я считал, что узнал людей вполне достаточно, чтобы разобраться.

— Подожди, и увидишь, — обнадежила Тесме. Она не хотела признаться себе, что могла немного преувеличить, даже более, чем немного.

Они находились уже почти в центре Нарабала, и кое-кто глазел на чаурога с удивлением и любопытством, да, но почти сразу же отводил пристальный взгляд, а остальные просто улыбались и кивали, как будто идущее по улицам существо из иного мира для них — самая обыденная вещь. Действительно, враждебности она не заметила никакой, и это ее разозлило, мягкая приветливость людей, этих вежливых, дружелюбных людей, была вовсе не тем, чего она ожидала. Даже когда они наконец повстречали знакомых — Канидора, закадычного приятеля ее старшего брата, еннимонта Сиброу, державшего маленькую гостиницу в порту, и женщину из цветочной лавки, — те выказали такое же радушие, как и все прочие, даже когда Тесме сказала:

— Это Висмаан, он живет у меня последнее время.

Канидор улыбнулся, словно всегда знал Тесме как содержательницу гостиниц для чужаков, и завел разговор о новых городах для чаурогов и хджортов, которые планировал для застройки муж Мирифэйн.

Владелец гостиницы протянул ладонь и общительно тряхнул руку Висмаана, пригласив его отведать вина к себе домой, а цветочница все твердила:

— Как интересно, как интересно, мы надеемся, что вам понравится наш небольшой городок.

Тесме вдруг почувствовала снисходительность к их жизнерадостности, словно они набрались от нее дикости, и теперь принимают и приглашаются с ней во всем без опасений, без удивления, без комментариев. Возможно, они просто неверно истолковали суть ее отношений с чаурогом и думают, будто он просто поделился у нее. Интересно, возникнут ли у них те чувства, которых она ждет, если она прямо выложит, что они любовники? Что лоно ее принимало его пенис? И что они сотворили то, что было невозможно между человеком и чужаком? Скорее всего, нет. Вероятно, даже если они с чаурогом лягут и совокупятся на площади Понтифекса, то и это не расшевелит город, хмуро подумала Тесме.

Понравился ли город Висмаану? Ей было трудно определить его реакцию, они поднимались по одним улицам, спускались по другим, миновали строившуюся площадь, лавку портного, проходили вдоль маленьких кривобоких домишек, утопавших в садах.

Тесме ощущала разочарование и неодобрение в его молчании и, несмотря на всю свою неприязнь в Нарабалу, ей захотелось защитить его! Несмотря ни на что, это было новое поселение, одинокий форпост в глухом закоулке второразрядного континента, насчитывающего всего несколько поколений.

— О чем ты думаешь? — спросила она наконец. — Нарабал не производит на тебя впечатления?

— Ты же предупреждала, чтобы я не ждал слишком многого.

— Тут даже более уныло, чем я тебе обещала.

— Нет, просто ОР кажется маленьким и недоработанным, — сказал Висмаан. — Он таким смотрится после Пидрайда, и…

— Пидрайду уже тысячи лет!

— …Дэлорна, — закончил он. — Дэлорн удивительно прекрасен даже сейчас, когда только начал строиться. Но, разумеется, белый камень, который там используют…