Роберт Хайнлайн - Восьмой день творения

Видимые различия между мужчинами и женщинами весьма поверхностны и практически незаметны, хотя прекрасно известны им самим.

Айзенберг нашёл это предположение нелепым, почти омерзительным и он, конечно же, тут же вступил в спор:

— Но, док, даже поверхностное обследование показало бы им, что человеческая раса состоит из особей разного пола. В конце концов, мы не первые образцы, которые они изучили.

— Я не уверен, что они нас изучают.

— Тогда что им нужно от нас?

— Может быть, мы просто домашние животные.

Домашние животные! Мужество Билла Айзенберга не поколебалось перед лицом опасности и неопределенности, но этот удар оказался куда более чувствительным. Домашнее животное! Он привык думать о себе и Грейвзе как о пленниках или, на худой конец, объектах научного исследования. Но домашнее животное!

— Я знаю, что вы сейчас чувствуете, — сказал Грейвз, наблюдая за Айзенбергом. — С антропоцентрической точки зрения всё это весьма унизительно. Тем не менее, возможно, дело обстоит именно так. У меня есть одна теория о том, что собой представляет икс-фактор, и о его отношении к людям. Это всего лишь предположение, но оно соответствует известным нам фактам.

Я думаю, что Иксы едва знают о существовании людей, никогда не принимали нас во внимание, да и не особенно нами интересуются.

— Но они же охотятся за нами.

— Возможно. Но возможно также и то, что мы попали к ним совершенно случайно. Многие люди мечтали о встрече с внеземным разумом, представляя себе эту встречу либо как вторжение и войну, либо как исследование и сотрудничество. В обоих случаях предполагалось, что пришельцы достаточно на нас похожи, чтобы воевать или общаться с нами: так или иначе, воспринимают нас как равных. Я не верю, что Иксы в достаточной степени заинтересованы в людях, чтобы стремиться поработить или уничтожить их. Они даже не станут нас изучать, даже если обнаружат факт нашего существования. Может быть, им не свойствен исследовательский дух, то обезьянье любопытство, которое заставляет рассматривать любой движущийся предмет. Но и сами мы, насколько тщательно мы изучаем другие формы жизни, существующие на Земле? Вы пытались когда-нибудь расспросить своих золотых рыбок об их взглядах на поэзию и политику? Или узнать мнение термита о роли женщины в его жизни? Или спросить бобра, кого он предпочитает — брюнеток или блондинок?

— Вы шутите.

— Вовсе нет! Возможно, жизненные формы, о которых я упоминал, не разбираются в столь отвлечённых идеях. И моя точка зрения такова: так это или нет, мы никогда этого не выясним. И я не думаю, что Иксы считают нас разумными существами.

Подумав немного, Билл спросил:

— Но откуда взялись эти пришельцы, док? С Марса? Или вообще из другой солнечной системы?

— Не обязательно. И даже весьма маловероятно. Скорее всего, они пришли оттуда же, откуда и мы — из первичной слизи нашей планеты.

— Но, право, док…

— Да-да. И нечего так смотреть на меня. Я хоть и нездоров, но пока ещё в своем уме. На сотворение мира ушло восемь дней.

— А?

— Это язык Библии. «И благословил их Бог, и сказал им Бог: Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». [5] «Бытие», гл. 1, ст. 28. Так и произошло. Но в Библии ничего не сказано о стратосфере.

— Док, вы хорошо себя чувствуете?

— Чёрт возьми, да бросьте вы свой психоанализ! Это всего лишь аллегория. Я хотел сказать, что мы не последняя ступень эволюции. Вот что я имею в виду: из слизи зародились одноклеточные существа. Они эволюционировали и заселили океаны жизнью, от двоякодышащих амфибий — и дальше вверх, и вот континенты заселены.

Могла ли жизнь остановиться на достигнутом? Думаю, нет. С точки зрения рыб атмосфера — глубокий вакуум, не пригодный для поддержания жизни. Верхние слои атмосферы, на высоте шестьдесят, семьдесят, до ста тысяч футов, воспринимаются нами как нечто близкое к вакууму, не пригодное для поддержания жизни. Но это не так, и мы знаем, что это не так — это не вакуум, я имею в виду. Разреженное, да, но там есть вещество, и много лучистой энергии. Почему бы там не быть жизни, разумной жизни, высокоразвитой жизни? Жизни, развившейся прямо здесь, на этой планете, с той же общей родословной, как мы сами или рыбы?

Айзенберг глубоко вздохнул.

— Подожди, Док. Просто притормозите. Я не оспариваю теоретическую допустимость вашего тезиса, но мне кажется, что у вас нет ни одного прямого доказательства. Мы никогда их не замечали, не было никаких доказательств их присутствия. По крайней мере, — добавил он, — до последнего времени. Теперь что-то появилось высоко в небе, то, что создало Столпы и огненные шары, но мне кажется, что они должны были прибыть извне, иначе мы бы что-то замечали и раньше.

Грейвз покачал головой:

— Не обязательно. Видит ли муравей людей? Я в этом сомневаюсь.

— Да, но… Чёрт возьми, у человека глаза лучше, чем у муравья.

— Лучше для чего? Для его собственных потребностей, конечно же. Предположим, что существа Икс живут слишком высоко, или их тела слишком разрежённые или они движутся слишком быстро для того, чтобы мы их замечали. Чёрт возьми, даже такая большая и твёрдая вещь, как самолёт, может подняться достаточно высоко, чтобы пройти вне нашего поля зрения, даже в ясный день. Если Иксы разрежённые или даже полу-прозрачные, мы никогда их не заметим… даже по затуханию звёзд, или в виде тени от Луны — хотя на самом деле ходили кое-какие очень странные истории о подобного рода вещах.

Айзенберг позволил себе немного обдумать это, прежде чем продолжить разговор.

— Возможно, вы правы, док, я не знаю. И похоже, не имеет значения, откуда прибыли эти Иксы — они здесь, и они представляют собой угрозу нашему собственному виду. Мы должны выбраться отсюда и предупредить всех!

Перед смертью Грейвз почти не приходил в сознание. Билл почти всё это время просидел рядом с ним, не смыкая глаз, лишь изредка забываясь чутким кошачьим сном. Он мало что мог сделать для своего друга, только смотреть на него, но даже это было утешением для них обоих.

И всё же он дремал, когда Грейвз произнёс его имя. Он тут же проснулся, хотя звук был едва слышным шёпотом.

— Да, док?

— Я больше не могу говорить, сынок. Спасибо за заботу.

— А, пустяки, док.

— Не забывай, зачем ты здесь. Когда-нибудь у тебя появится шанс. Будь готов к этому и не загуби его. Нужно предупредить людей.

— Я сделаю это, док. Клянусь.

— Хороший мальчик… — а потом, чуть слышно, — Спокойной ночи, сынок.