Гарм Видар - Критическая точка

- Словоблуд ты, Сидоров, и... жутко жизнь тебя накажет!

- Человек, чье детство прошло в условиях жесточайшего партогенеза...

- Какого генеза?

- Парто!!! Не перебивай! Засилье злобных партократов...

- Сидоров! Я просто хотел спросить: у тебя совесть есть?

- Пять долларов! Штука. В отличной упаковке. Импортная. Из гуманитарной помощи недоразвитым страна...

- Да ну тебя, Сидоров! Вечно ты дурочкой прикидываешься.

- Лучше прикидываться, чем быть! Или ты считаешь, что лучше не быть, чем прикидываться?! Так сказать быть или не быть? Такой вот question!!!

- Трепло ты, Сидоров.

- Я трепло?!! Да, я - трепло. Но какое трепло?!! Необыкновенное! Я вообще новый вид, сформировавшийся в годы застольного засилья... Homo spicer, если в двух словах, одним словом...

- Сидоров, а в морду хочешь?!

- Вот! Вот оно наше основное различие: Homo spicer от Homo erectus, человека говорящего от человека... торчащего. Проблема быть или не быть деградирует в бить или...

- No problem, Sidorov, no problem!!!

- Будем считать, что мы не поняли друг друга.

- Ну, ты мне еще попадешься, Сидоров!!!

- Не попадусь! Я из института ушел, я от пришельцев отбился и от вас всех остальных как-нибудь оторвусь.

Сидоров рванулся, встал на дыбы (Клодт, если бы мог сейчас его видеть - весь остаток жизни ваял бы исключительно одних Сидоровых в разных ракурсах и прочих позах), стремительно расправил грудь, крылья, выпустил закрылки, шасси и... выпал из гнезда, то бишь свалился с кровати и... проснулся. Точнее открыл глаза. А если еще точнее - попытался это сделать. Со второго раза это почти удалось.

За окном в это время медленно и угрюмо наступало хмурое утро.

1. ХМУРОЕ УТРО

"Солнце всходит и восходит, а от этого, даже у

бывалого человека, может закружиться голова.

Хотя по большому счету, ему, то есть солнцу,

а нас в высочайшей мере и с высокой башни..."

Из записных книжек Сидорова

На самом деле, скорей всего, был уже полдень. А может даже не полдень. Но уж во всяком не полночь, это точно... Хотя...

Голова трещала так, словно накануне Сидоров на спор забодал вожака бараньего стада, а заодно и всех его ближайших сподвижников, близких и дальних родственников, а потом для вящей убедительности еще пару раз постучал все той же головой об угол соседнего дома (почему соседнего? загадочен мир авторской ассоциации!).

Сидоров сел на полу и мрачно стал разглядывать собственные ноги ноги были разными: одна в носке, вторая без, но зато в ботинке. Второй ботинок почему-то стоял на подоконнике.

Сидоров тяжело поднялся, проковылял к окну и даже хрюкнул от полноты обуревающих его чувств: ботинок до краев был тоже полон... воды. А на дне отчетливо просматривались две маленькие серебристые кильки пряного посола, несколько веточек петрушки и пятикопеечная монетка.

"Черт! То ли вчера уху собирался варить, то ли хотел аквариум обустроить... А кто же монетку бросил? Неужели кто-то решил по древнему обычаю... в водоем... чтобы, значит, еще вернуться... Черт!"

Сидоров ткнулся лбом в стекло и на мгновение застыл, блаженно ощущая, как в мозгу извилины, закрутившиеся в спираль, потихоньку начинают остывать.

"Какой вчера был день? Или вчера была ночь? Жизнь полна парадоксов! Если вчера был один день, то сегодня, значит, будет другой? Или не будет? А если вчера была ночь, то что будет сегодня? День? Или опять ночь? Боже, как все сложно устроено в этом мире!"

У Сидорова громко зазвенело в ушах.

"Все, надо менять modus vivendi! Впрочем, нет, кажется, что пока достаточно будет, если я сниму телефонную трубку!"

Сидоров четко, по-военному развернулся, насколько позволяли абсолютно негнущиеся колени, и проковылял в коридор, тяжело припадая сразу на обе ноги.

- Ты кто такой? - прозвучал из телефонной трубки сакраментальный вопрос.

Сидоров на некоторое время задумался, погрузившись в мучительный процесс самоанализа (надо отметить, что анализы у Сидорова в последнее время были никудышными), но тут же почувствовал, как извилины стали вновь накаляться. Сидоров с тоской посмотрел на себя в зеркало, занимавшее одну из стен коридора, с тайным предназначением подпитывать иллюзию, что та жилплощадь, на которой он - Сидоров - прописан, тоже якобы может называться квартирой, и вздохнул.

Зеркало не только ничего не подпитывало, но напротив, окончательно лишало всяких иллюзий, и в частности относительно того, что в данную секунду там отражалось, то есть непосредственно самого Сидорова, который, чего греха таить, в данную же секунду выглядел не лучше своих анализов, то есть весьма посредственно, хотя жил, как считали некоторые, не по средствам, но посредством чего никто толком не знал.

- Пришелец я! - вдруг неожиданно для самого себя сурово сказал Сидоров и даже вздрогнул при этом.

- Трепло ты, Сидоров, я же прекрасно слышу, что это ты! - обиделись в трубке.

- Нет я пришелец, - капризно заканючил Сидоров и столь же для себя неожиданно, как и в первый раз, мрачно добавил:

- А реальность ваша - мнимая!

- Не морочь мне голову, Сидоров. Ты лучше мне скажи, только честно, я вчера не у тебя ночевал?

- А ты кто, собственно, такой? - злорадно вернул Сидоров коварный вопрос невидимому собеседнику.

- А вот это, - тяжело вздохнули в трубке, - как раз второй вопрос, который я хотел тебе задать... Помню, что ты, вроде бы, Сидоров... А вот... кто я?

- Давай пойдем от обратного, - трезво рассудил Сидоров. - Отметем и, так сказать, отринем все лишнее и высечем...

- Это лишнее!

- Не перебивай!!! Высечем...

- Ну, если без этого уж совсем нельзя обойтись...

- ...из шелухи повседневности и сиюминутности светлый лик...

- Сидоров, ты грехи не пробовал отпускать? У тебя должно получаться.

- Если жизнь заставит - отпустим! Короче! Ты женщина?

- Это в каком же смысле?

- В прямом.

- Ах в прямом... Сейчас посмотрю. Вроде нет.

- Тогда как личность ты меня вообще не интересуешь! - бодро сказал Сидоров и повесил трубку.

Задумчивым и томным взором окинул Сидоров собственное отражение в зеркале еще раз, свирепо оскалился (что при достаточно извращенной фантазии можно было счесть за сардоническую ухмылку) и решительно шагнул в комнату, в глубине души отчаянно надеясь, что при всей вчерашней неадекватности, у него все же хватило ума единственные выходные брюки сохранить в первозданном виде, не пытаясь привлечь их (то есть штаны) в качестве подручных средств для создания эпически сюрреалистического полотна, как то: "Переход Суворова через Альпы", или хотя бы предусмотрительно в данном аспекте обеспечить себя равноценной заменой (хотел бы я видеть, что может служить мужчине вышеупомянутой заменой названного аксессуара, который хотя и нельзя считать определяющим моментом детерминизации пола, так сказать, вторичным половым признаком, но без которого обычно ни один нормальный мужчина не чувствует себя достаточно полноценным, если конечно он, то есть мужчина, находится в здравом уме и трезвом состоянии).