Catherine de Froid - Боги от науки

— Чего? — удивился Бран.

— Понятно, — резюмировала белка. — Но, в лучших традициях Пратчетта, попытаться было необходимо. Что ж, господа квазикельты, пришла пора показать вам алфавит ваших земных аналогов. Только меня эти палочки не вдохновляют, поэтому будем импровизировать.

В головы присутствующих начала проникать информация о том, что значит непонятное слово «алфавит», и число слушателей стало заметно редеть. Остались друзья Бран и Кром да еще десять–двадцать мальчиков и девочек послабее.

— Создадим орден Странной Белки, — подумала вслух представительница фауны. — Будем носить изображения меня на каких–нибудь героических частях тела, учить грамоту по боевым кличам и разрабатывать задачки для самых–самых маленьких.

Батист и Франсуа, как и многие молодые и маявшиеся бездельем отпрыски знатных родов, почли за честь участвовать в очередном рыцарском турнире. Участникам его было лет по шестнадцать–двадцать, не больше было и королеве турнира — средние века, чего вы хотите. Почти половина рыцарей была между собой знакома, многие знали технику боя своих противников, остальным же предстояло бороться за место в дружной компании: бой и вражда далеко не стали у них синонимами.

В этот раз на турнире появились трое юношей, которых не знал никто. По–видимому, они были братьями: у всех троих на щитах красовались гербы с парой крыльев и солнцем, а девиз содержал что–то, в чем знатоки бы признали буквы из алфавита одного из благополучно забытых элитой мертвых языков. Фамильное сходство, впрочем, особо не проявлялось: разнились и черты лица, и телосложение, и манера речи. Говорили все трое с каким–то странным акцентом. Из всего вышеперечисленного компания юных рыцарей, беспечно болтавшая во время оглашения правил, заключила, что незнакомцы происходят из дальних земель (с географией у них во все времена было плохо), где существуют свои взгляды на кровные узы и геральдику.

Юноши наголову разбили всю устоявшуюся компанию и по силе, и по ловкости, и по выносливости, а в финале устроили показательный и высокохудожественный бой, затянувшийся бы на пару часов, если бы здесь умели точно отсчитывать время. Если до него в стае рыцарей, которые были прежде всего мальчиками с уязвимой гордостью, ходили шепотки, призывающие проучить наглецов, это зрелище отбило у них всякую к этому охоту. А потом самый высокий и мускулистый из братьев добродушно и весело обратился к зрителям:

— Понравилось? Почту за честь поделиться своими умениями со всей честной компанией. Если кто согласен, достаточно об этом просто подумать.

«Колдуны… — прошло по рядам. — Мысли читают».

— Что за предрассудки? — обиженно подал голос более худощавый брат. — Ваши деды и прадеды могли в это верить, но вам же самим это, наверно, не по сердцу. Сами подумайте, что лучше — думать, что кто–то имеет над вами недоступную вам власть или что все это выдумки, а жизнь на самом деле легка и прекрасна?

— Второе, — ответили «из зала». — Но разве вопрос стоит так?

«Черт, — беззвучно сказал один брат другому. — Девочкам повезло больше, в древнем мире еще не наслоено столько предрассудков и страха перед непонятным. Может, промыть им мозги? Да знаю я, знаю. Свобода мыслей и так далее…».

— Маленький экспе… ну, опыт, — предложил третий брат. — Беем одного из вас, кого вы точно не заподозрите в связи с колдовством, и за секунду–другую кое–чему учим. А он потом вам все передаст.

Поднялся самый лихой «рыцарь». Сразу несколько друзей попытались его удержать, но он был еще и самым сильным среди них, поэтому спокойно подошел к трем братьям. Последнее, что он услышал перед тем, как новым человеком снова возникнуть перед глазами рыцарей, была загадочная (тогда) фраза: «Перемещаем на три года назад — хватит. Пару учебников сюда, я теорию забыл».

Снова оказавшись в привычном месте и в привычные события, он сказал фразу на непонятном языке, непонятно же ругнулся, исчез, отмотал время назад и предстал глазам друзей снова, пытаясь придумать, как описать то, что ему открылось:

— Они говорят правду. — И за эти три года они стали ему ближе всех прежних друзей, но этого он открывать не стал, потому что сочли бы околдованным. — Они говорят очень маленькую часть правды. Если бы я был вами, я бы поучился. Все равно делать больше особо нечего.

Рыцари загудели: как это «нечего»? Что с ним сделалось, что ему внезапно разонравились все их обычные занятия? Околдовали беднягу. А если так, то надо его спасать. А как его спасать? Самим разобраться — они–то не попадутся, они–то предупрежденные — и покарать колдунов.

Третий или четвертый «обученный» — «братьям» (вы догадались, кто они были на самом деле) пришлось сообразить что–то вроде повторяющегося цикла с обучением — наконец нашел нужные слова:

— У нас есть настоящий шанс сделать что–то этакое, что окончательно возвысит нас над родителями и всем миром. И кстати, опровержение догм в предложение тоже входит.

Хор «обращенных», ищущих пример за примером в пользу колдовства, наконец сделал свое дело, и кучка «младших рыцарей» одной–двух провинций превратилась в силу, которой со временем предстояло противостоять тем силам, которые насадили над всем их миром ярмо всепоглощающей и одинаковой веры в нерациональное и совсем не демократичное высшее существо.

«Прости, Степа».

«И ты прости, Аня».

«Я тебе все прощу».

«Я тебе и подавно».

а)

Анна, как обычно, собиралась на работу. Когда она в очередной раз умывалась, глядя на себя в зеркало, ее отражение начало выкидывать фортели. Сначала оно пошло пятнами, потом начало выдавать что–то вроде сообщений о сбоях какой–то системы, а затем в нем появилось изображение высокого, худощавого молодого человека с аристократичным и грустным лицом — как раз та картина, которая могла задержать Анну перед зеркалом.

— Здравствуй, существо, — сказала она, опознав одно из приснившихся ей лиц. — Где–то уже виделись, верно?

— Это была односторонняя связь, но я вас тоже видел, — запутался в первом же предложении юноша. — Позвольте представиться — Степа.

— Анна. С какой миссией пожаловали?

— Познакомиться, — широко улыбнулся Степа. — Со временем я немного вынесу вам мозг, но вы же математик, так что отнесетесь с пониманием.

— Я на работу опоздаю, — вспомнила Анна, как только прозвучало слово «математик». — А разговор заканчивать так не хочется…

— Можете вообразить меня у себя в голове, — предложил Степа. — Я буду там.

— Не смешно.

— И не должно быть. Я бы и сам проник, но мне нужно знать, в каком месте мозга меня ждут. — Он кривил душой: мозги этой расы представляли собой что–то такое запутанное, что без приглашения можно было затеряться в чужих гастрономических фантазиях или списках дел на следующий год.