Catherine de Froid - Боги от науки

— Всегда говорила — бросай свою физику хоть на недельку, съездим куда–нибудь. Другие же так делают.

Галина Александровна только рукой махнула. Слишком уж въелся в мозг многолетний распорядок: ранние подъемы, постоянная мозговая активность (как за нее хваталась в молодости!). Никаким отдыхом не вытравить. «Разве поймут они, нынешние!» — невольно думалось по–стариковски. Поймут, конечно. Это — почти все поймут, а для остального есть Костя. На вопросы он, правда, не ответит, но на то и нужен аналитический ум, чтобы всегда оставались вопросы.

Вернемся к началу: от чего «сходила с ума» все на своем веку повидавшая учительница и как так вышло, что нельзя было довериться никому из многочисленного семейства?

Все было просто — Галина Александровна не подозревала о существовании Степиного «Кодекса сверхлюдей» и каждый раз, когда очень уж хотелось, погружалась в бесконечные эксперименты с собственным мозгом.

«Вот ведь, — сама себе удивлялась она, — сказали мне: можно все, и стало можно. Как нигилисты девятнадцатого века. Или как будто высшая сила меня вдохновила: встань, мол, и иди. И ассоциаций–то нормальных не найдется!»

Галина Александровна, как истинный ученый, не постеснялась попробовать создать свой мир. Никаких препятствий не возникало: существа, места и структуры мироздания легко создавались с любого уровня и так же легко переносились из любого возможного мира (включая литературу и кинематограф). Вот только опирались они при этом на память создающего, поэтому получались кривенькие, ограниченные и неоригинальные (или это самокритика пришла?).

«Границы — сила мысли, — думала физичка. — Резонно. Больше, чем можешь вообразить, не получишь. Надо — учись». И дальше, неожиданно:

«Надо бы популяризовать эти способности, раз уж все равно на поверхности лежат. Тогда возникнет общество, иерархия которого базируется исключительно на способностях».

Одернуть себя: не бывает утопий. Умы бывают разные: кто–то блестяще решает задачи, но не может удержать в воображении ровный круг, у кого–то прекрасное пространственное мышление, но никакой творческой жилки, а у кого–то таланты во всех сферах, а практическая хватка на нуле, и приходится всю жизнь в симбиозе. Дальше, по логике, идет вывод о том, что человек — животное социальное и без общества не может, а изначальная тема ускользает.

И так почти каждый день. Полетать по мирам, попробовать себя в разных ролях, повертеть законами физики, а потом, вечерком, остановить время и думать, пока не уснешь, о том, как новая информация соотносится со старыми догмами. Где–нибудь во сне отпустить время, выспаться и начать новый день.

В школе, видать, уже шепчутся: «Физичка какая–то добрая. Случилось что–то?». Да, неправильно это — позволять людям оставаться без знаний, но сил нет вбивать что–то в их головы. Со своими бы мозгами разобраться.

Иногда «накатывает» светлая мысль расспросить «первооткрывателей», вместе подумать, что и как. Да и просто поговорить.

— Привет, писатель великий! — Костя материализовался прямо у Степы за спиной. — Думаешь, я тебя простил, а я тебе той же монетой плачу.

— Поподробнее… — попросил Степа.

— В общем, Степ, прости меня, но я случайно занялся распространением наших знаний.

— Учительнице–то? — спросил Степа.

— Откуда… — Костя аж задохнулся.

— А–а–а, — протянул Степа, — так ты книгу не читал?

— Ну, — понурился Костя. — Руки не доходили. А что?

— Уже можешь и не читать, — ответил Степа. — Все уже сбылось. А в конце там все то же, но на весь мир. Это уже элемент утопии, может и не считаться.

— Ясно, — ошалело произнес Костя. — Значит, убивать не будешь?

— За что убивать? — вздохнул Степа. — Я тоже учителям все рассказывал… пока были такие учителя. Но я своих, видимо, уже прос… Проворонил.

— Всегда же можно вернуться и…

— Можно, — кивнул Степа. — Пробовал. Я в себе что–то проворонил, причем многократно. Как выпущу человека из поля зрения, там попишу ему писем, подумаю несколько месяцев, как плохо без него, обвыкнусь — и не склеить уже. Прости, что вываливаю на тебя эту гнусь.

— Ты мне в книге ничего такого не написал? — Качание головой. — Ну и не извиняйся тогда, жизнь, наверно, такая.

— И кому здесь на четыре года больше… — пробормотал Степа. — Ладно, выкладывай, с чем пожаловал? Физичку свою со мной знакомить будешь?

— Да, она попросила… И это угадал.

— Ну что ж, сам виноват, в конце концов. Тщеславие проклятущее. Когда «оно»?

— В любой момент, — пожал плечами Костя. — И в любом месте вдобавок. Тебе как лучше?

— Сам к вам явлюсь как–нибудь, — выдохнул Степа. — Учителей надо беречь, а не таскать по всем трем измерениям почем зря.

— Когда?

— Так я и сказал! — впервые за разговор задорно усмехнулся Степа. — Должен же быть в этой жизни хоть какой–то элемент неожиданности.

— Может, ты, хитрец, уже сейчас в будущее просочился и ее навестил, а мне лапшу на уши вешаешь! — отозвался Костя.

— Ну нет, обижаешь! Последовательность событий в своей жизни перемешивать мне неохота, запутаюсь еще. Не хочу обращаться в контрамота.

— В кого–кого? — переспросил Костя.

— Стругацких почитай, «Понедельник начинается в субботу». Недавно только руки дошли, теперь под впечатлением хожу.

— Будет сделано. — Костя немедленно слазал в Интернет за книгой. Способ чтения у него с недавних пор был такой: если узнает наверняка, что будет интересно, запустит книгу на прокручивание в голове, а сам отправится летать. Желательно — с телом. Так счастья больше.

В этот день физика заканчивалась в пять часов. Последние два урока были с одиннадцатиклассниками, которые поголовно нуждались в физических знаниях и к учебе относились ответственно. Получив массу эстетического удовольствия от того, что удалось разобрать одну особенно сложную задачку, Галина Александровна собиралась домой. Она уже почти закончила складывать учебники, когда увидела, что перед ней стоит мальчик лет семнадцати в футболке с надписью на английском, в которой угадывалось слово, заметное всем педагогам издалека — «shit». Познания Галины Александровны в английском позволяли прочесть надпись целиком, чем она и занялась:

— If I keep…

— If I keep claiming I’m a total shit then no one dares say I’m not, — опередил ее мальчик. — Переводить?

— Не надо. Вот только… ну… это слово можно было бы заменить на piece of mud, скажем.

— Учту. — Через секунду надпись на футболке стала заметно длиннее и приличнее.

— Так–то лучше. Да, кстати, — опомнилась физичка. — Как вы сюда попали?

— По воздуху, — засмеялся мальчик. — В самом буквальном смысле. Остановился ненадолго, чтобы посмотреть на план эвакуации, и вот — я здесь.