Иван Быков - Бюро Вечных Услуг

Нестор и рад был бы ответить, но не мог произнести ни слова. Как не мог сделать ни шагу.

– Знаю, любишь, – продолжила Нина, не дав мужу шанса на ответ. – А ведь у тебя та еще работа. Каждый день одно и то же: сотня индифферентных ротозеев, ленивых, с донельзя завышенной самооценкой и с уровнем гносеологической активности – ниже ватерлинии. Бьешься об стену – сизиф высшей категории.

«Они не такие! Неправда!» – хотел возразить Нестор, но одновременно с гордостью отметил, что жена – все еще учитель, а потому и термины использует «сленговые». А раз она все еще учитель, то и современных учеников не корит в неискоренимых недостатках, а с тихой любовью указывает на возможности. Просто делает это от противоположного, доводя до абсурда, что на том же сленге называют «апагогэ».

– И что тебе дает твой труд? Верно – моральное удовлетворение. Труд, от которого любой нормальный человек лег бы навзничь и бессильно зарыдал, – этот труд делает тебя сильнее. А почему? Потому что ты на своем месте. И я на своём месте. Я – твоя жена. Это мой плуг, мое поле. И мне не покинуть его, пока от края до края твои просторы золотом не зальет поспевшая пшеница.

«Да она пьяна!» – с удивлением подумал Нестор.

– Но женщины стали другими. – Теперь Нестор видел, что Нина действительно разговаривает с пнем. – Они не готовы к самоотречению. Их не радует будничный труд. Они не хотят мести дом и рожать детей. Они не хотят любить своих мужей. Женщины по-прежнему бредят счастьем, но уже не готовы его дарить. Они требуют права на самореализацию, но забыли при этом, что самое тонкое, самое возвышенное женское искусство – прочная семья. Победы женщины – это победы ее мужа и ее детей. А нынче женщины, как ты, мой древний морщинистый друг: они утратили живую кровь, теперь в них можно разве что вставить бокал шампанского. – И Нина плеснула остатки напитка в огонь, а бокал вернула на неровную природную столешницу.

Пламя костра заискрилось от капель шампанского, как от крупинок магния. Жаркие языки вытянулись к ветвям, за которыми пряталась Луна. И Нестор увидел профили еще двух женщин, сидящих лицом друг к другу. Они расположились на камнях, поросших мхом. Не было на них ни сари, ни чоли – они были одеты по-мужски. На головах были тюрбаны, тело скрывали туники с длинными рукавами, на ногах – длинные штаны, заправленные в короткие сапоги. Одеяния были кроваво-алые. Тут же, прислоненные к камням, на ребрах стояли небольшие кожаные щиты полуэллиптической формы. В землю были воткнуты два коротких прямых меча без ножен – ножны были небрежно брошены поодаль.

Соня и Фея – две прекрасные воительницы. Нестор вспомнил магический круг, вытоптанный в черной грязи на поле битвы, и двух танцовщиц в камизах, стянутых дупаттами. Вспомнил чарующий перезвон кинкини на их ногах и сияние бриллиантов в носовых кольцах-нат. А еще вспомнил двух очаровательных утренних гостий на Кисельной,8 в забавных свитерах с мишками и шишками. И вспомнил «племяшек» Волха, профессиональных спутниц для солидных мужчин, притягивающих мужские (да и женские!) взгляды откровенными нарядами в барчике у мини-гольфа.

Сейчас светленькая и темненькая «племяшки» Семена Немировича были в красных одеждах. И красный – цвет страсти – им несказанно был к лицу. Казалось, они беседовали друг с другом, хотя Нестор был уверен, что каждая из них обращается именно к нему.

– Как думаешь, – спрашивала Соня у Феи (или у Нестора?), – в ком больше героизма: в поваре, на котором пестрый фартук, или в бравом солдате в походной униформе?

– Надо поставить их рядом и глянуть, – подумав, заключила Фея.

– Поставь и глянь, – разрешила ее собеседница.

Фея снова задумалась на секунду, затем сообщила:

– Повар будет толще и румянее. Хотя ты говоришь, что солдат в походе, значит, на спецпайке. Даже не знаю… С точки зрения хищной сексуальной пластики, солдат, конечно, впечатляет больше. Но плотные люди – добрее, а я люблю добрых. Если на сегодня, то – солдат. Если на три дня и более – повар.

– Я о героизме, а не о «хищной сексуальной пластике» или какой-то абстрактной доброте, – напомнила Соня.

– А разве, это не одно и то же? – искренне удивилась Фея.

Соня подкинула в костер несколько поленьев, потом вернулась к разговору.

– Героизм – явление социально ориентированное, – пояснила Соня всем сидящим у костра и стоящему в кустах на краю поляны Нестору. – Герой свершает действия не в личных интересах, а в интересах народных масс, а еще лучше – в интересах передовых классов. Героизм требует от человека готовности к самопожертвованию.

– Все сходится, – невозмутимо возразила Фея. – И сексуальность, и доброта – явления социально ориентированные. Что может претендовать на большую значимость для общества, чем половое влечение или доброе отношение к ближнему? Продолжать человеческий род и хранить его – два самых социально ориентированных действия. И вообще, – Фея потянулась за мечом, обхватила рукоять, извлекла оружие из земли и принялась любоваться игрой огненных бликов на лезвии, – Гегель, например, считал, что совпадение индивидуальной самостоятельности личного дела и его всеобщего значения относится к периоду, предшествующему становлению развитого государства. С рождением государства умирает героизм.

– Ты так думаешь? – заинтересовалась Соня.

– Не я, – сказала Фея, не отрывая взгляд от лезвия. – Гегель.

– И ты с ним согласна?

– Абсолютно, – кивнула Фея.

– Можешь пояснить?

– Легко. Героизм не возможен в государстве…

– В любом? – быстро перебила Соня.

– В любом! – категорично заявила Фея. – По сути. Просто потому, что в любом государстве общественно значимыми считают не интересы каких-то там масс, а интересы государства. А государство, как мы безусловно убеждены, – это структура, созданная для удовлетворения интересов лишь части общества, причем крайне незначительной части. Согласна, коллега?

– Лишь отчасти, прости за тавтологию, – Соня пожала плечами и потянулась за своим мечом; пучком травы стала осторожно протирать лезвие от налипших влажных комьев земли и мха. – Именно поэтому ты перестала служить бескорыстно и решила продавать свои услуги за деньги?

– А ты продаешь свой резвый меч и натренированное тело по другой причине? – откликнулась Фея почти ехидно. – Не потому ли, что и для тебя присяга утратила свой героический вкус?

– Присяга не может утратить вкус, – возразила Соня, но как-то неуверенно. – Просто нужно знать, кому присягать. – И постаралась перевести тему:

– С поваром и солдатом мы не закончили…

– А мы про них и говорим, – уверила Фея. – Солдат приносит присягу государству, ему и служит, его и защищает. Есть героизм в таком служении?