Джек Вэнс - Плавучие театры Большой Планеты

Замп помолчал несколько секунд, чтобы сосредоточить внимание местной публики. На нем был один из его самых хитроумных костюмов: широкополая коричневая шляпа с высоким оранжевым плюмажем, камзол в оранжевую и черную полоску, стянутый ремнем над просторными коричневыми бриджами, щегольские высокие сапоги с аккуратно выверенными блестящими складками. Лица, обращенные к нему с набережной, не были ни враждебны, ни дружелюбны; казалось, голодопортанцы не испытывали даже никакого особого любопытства — в толпе преобладало замкнутое уныние подавленности. «Не слишком привлекательный народец!» — подумал Замп. И у мужчин, и у женщин были бледные широкие лица, прямые черные волосы, густые черные брови и грузное, плотное телосложение. Тем не менее, при всей кажущейся монотонности одежды и внешности, в толпящихся на набережной фигурах безошибочно угадывался дух упрямой индивидуальности и самостоятельности — возможно, именно потому, что попытки актеров плавучего театра развлечь обывателей противоречили врожденной склонности последних к задумчивой меланхолии. Замп, однако, был твердо намерен рассеять эту меланхолию.

Приветственно поднимая руки, он провозгласил: «Дорогие друзья, граждане Голодного Порта! Я — Аполлон Замп, а это — мой волшебный плавучий театр, „Очарование Миральдры“. Мы приплыли вверх по течению Ланта, чтобы предложить вашему вниманию один из наших непревзойденных спектаклей.

Сегодня вечером у вас будет возможность присутствовать на представлении, подобного которому никто никогда не видел на всем протяжении многовековой и славной истории Голодного Порта!

Граждане! Мы подготовили программу, состоящую не из одной или двух, а из трех частей, каждая из которых способна удовлетворить зрителей с самым утонченным и притязательным вкусом. Прежде всего вы увидите „Авиаторов“ — они так себя называют потому, что буквально летают по воздуху. Сила притяжения для них ничего не значит, как для вольных птиц — они взлетают на головокружительную высоту и ныряют вниз, они кувыркаются в воздухе и с бесстрашным изяществом проделывают невероятные опасные трюки. Во-вторых, мы намерены развлечь вас небольшой забавной интерлюдией — ни в коем случае не выходящей за рамки благопристойности и вполне безобидной — под наименованием „Обычаи любовников за тридевять земель и в незапамятные времена“. Предвижу, дамы и господа, что вас поразят эти абсолютно достоверные живые иллюстрации — но, конечно же, все делается с соблюдением местных условностей; девушки носят светло-зеленые и голубые платья, и происходящее на сцене ограничивается пикантной шутливостью. Если кто-либо сочтет такой эпизод оскорбительным или содержащим непозволительные намеки, пожалуйста, обращайтесь непосредственно ко мне, и мы заменим эту интерлюдию другим, не менее забавным фарсом. Наконец, кульминацией вечернего представления станет знаменитая трагедия, полная ненависти, страсти и скорби — „Эвульсифер“! Вы испытаете задевающий за живое реализм: вашим взорам откроются измена королю, дворцовая оргия и казнь предателя, воспроизведенная натурально и во всех деталях — поучительная драма, достойная остаться в памяти разборчивой публики Голодного Порта!

Потребуем ли мы чрезмерную, разорительную плату за наше великолепное представление? Ни в коем случае! Каждый сможет испытать неповторимые, волнующие переживания, заплатив всего лишь один грош. А посему — приходите все! Пусть через час все население славного Голодного Порта соберется на набережной! Настало время вернуться домой, передать потрясающую новость друзьям и соседям — и подняться всей семьей на палубу нашего чудесного плавучего театра!»

Замп подал знак рукой; оркестранты исполнили фанфарный клич: «Через час этот трап позволит вам проникнуть в мир прекрасного и удивительного, озаренный разноцветными софитами! Благодарю вас за внимание, дорогие друзья!» Замп отвесил глубокий поклон, обнажив голову и размашисто проведя по палубе ярким плюмажем шляпы. Тихо переговариваясь, голодопортанцы постепенно разошлись.

«Странный народ! — повернувшись к боцману, заметил Замп. — Возникает впечатление, что они апатичны и флегматичны до полусмерти и едва заставили себя притащиться на набережную перед тем, как удечься в уже приготовленные гробы».

«А что говорится в толстом справочнике?» — поинтересовался Бонко.

«Что голодопортанцы — вспыльчивое племя, яростно реагирующее на любое оскорбление. Может быть, с тех пор, как их видел составитель справочника, их обратили в новую веру, требующую самоотречения и терпимости?»

«Вот идет какой-то старик. Почему бы не спросить его — что тут происходит?»

Замп внимательно рассмотрел человека, приближавшегося по набережной: «Честно говоря, здесь я боюсь задавать вопросы — того и гляди, кто-нибудь разозлится и начнется погром. Тем не менее, этот субъект выглядит достаточно незлобиво».

Замп спустился на причал и подождал, пока старик не приблизился, ковыляя мимо: «Добрый день, уважаемый старожил! Как нынче обстоят дела в Голодном Порту?»

«Как обычно, — отозвался старик. — Убийства, грабежи, позорные поражения и сплошное мошенничество. Почему вас так интересует трагическая судьба нашего города?»

«Только потому, что мои спектакли могли бы способствовать утешению вашей скорби», — тут же нашелся Замп. Судя по всему, здесь даже с дряхлыми старцами следовало соблюдать исключительную осторожность: «Наша трагическая постановка, „Эвульсифер“, вполне могла бы разрядить эмоциональное напряжение горожан».

«Легко сказать! Лоп Лоиква погиб, пал жертвой предательства, и с ним погибла часть нашей души. Где мы найдем ему достойную замену — ему, заслужившему прозвище „Бича долины Ланта“? Прибытие вашего судна вполне может быть предзнаменованием».

«Так оно и есть! — добродушно воскликнул Замп. — Наше прибытие — предзнаменование отдыха и развлечений, больше ничего!»

«Надеюсь, вы не намерены нас учить тому, как следует толковать предзнаменования?»

«Ни в коем случае! Я всего лишь хотел предположить…»

«Ваши предположения не имеют отношения к делу; вы ничего не знаете о нас и о наших обычаях».

«Полностью с вами согласен. Мое намерение заключалось только в том, чтобы произвести на вас хорошее впечатление».

Старик повернулся на каблуках и заковылял прочь, но, сделав несколько шагов, обернулся и произнес через плечо: «Могу сказать только одно: человек, не столь одержимый скорбью, как я, хорошенько проучил бы вас за неуместные возражения!» Долгожитель пошел по своим делам. Замп задумчиво поднялся по трапу. Приказав собрать труппу, он выступил с объявлением: