Владислав Чупрасов - Дом на улице Нетинебудет

— Я не стану его убивать, что бы вы ни придумали. Я же… — я сбился. Мара покачала головой и взяла меня и за вторую руку. Ладони у нее были ледяные.

— Не убивать. Ты сделаешь так, чтобы он прожил хорошую, настоящую жизнь. Ты знаешь, что делать? Я помотал головой.

— Призрак мальчишки, который таскался с тобой, посоветовал Мумру убить человека. Андреас просто повторил за ним, даже не зная, сработает это или нет. Твой дед был хорошим человеком, а этот ребенок… — она замолчала, смотря на меня.

— Он неплохой, — попытался я оправдать Ротмистра. — Просто… мальчишка. Я знал, конечно, что война меняет людей — читал в книгах и видел в кино. Но Ротмистр, хоть и не был мальчиком в общечеловеческом представлении, оставался ребенком в душе. И вдруг я понял, что оправдания не нужны.

— Но он ведь был прав. Мумр получил то, что хотел, и то, что он передумал спустя сто лет — кто же знал? Мара легко улыбнулась.

— Ты прав. Но я все равно не пущу его в этот дом. Мы немного помолчали. Мара потрясла меня за руки.

— Слушай. Ты справишься. Это для тебя просто: ты все поймешь на месте. Не убий и все такое. У меня, похоже, не было выбора. Я согласно кивнул.

— Ну, а ты как? — еще раз спросил я. Мара снова улыбнулась — но неожиданно искренне и широко.

— Я буду за ним присматривать, так что мы с ним еще встретимся.

Может, даже не раз. Она выпустила мои руки и потянулась ко мне. Положила ладони на мои щеки и зашевелила губами. Я ничего не слышал, только видел ее темные губы и пытался по ним читать.

Не вышло.

— Вот ведьма! — ошарашенно выдохнул голос рядом со мной. Я открыл глаза — или стал видеть. Рядом со мной стоял Ротмистр.

Вокруг торчали деревья. Сухая трава шуршала под ногами четырех военных, несших на своих плечах гроб с россыпью цветов. Впереди шагал священник с раскрытой книжицей в руках. Траурная процессия шла между двумя рядами австралийских военных, поднявших ружья в прощальном салюте. Я смотрел на них с тоской на сердце — с тяжелым грузом собственной миссии. Среди австралийцев шатко стояли раненые из расположенного неподалеку госпиталя. Я увидел Мумра — сухое уставшее лицо, серая кожа и повязка на голове.

Чуть дальше от него стоял… я бы не узнал, наверное, деда, если бы Ротмистр не показал на него. Андреас Нильс стоял, поджав перебинтованную ногу и тоже вскинув ружье. Они друг друга не видели и, что уж, не знали о существовании друг друга. Несложно было догадаться, что война все еще шла.

— Какой это год? — шепотом спросил я. Я думал, что меня, как призрака из будущего, никто не заметит, но стоящий рядом австралиец шикнул на меня, призывая заткнуться.

— Восемнадцатый, — прошипел Ротмистр, и вот его никто не услышал.

— Кто бы мог подумать. Они своих так не хоронят, как хоронят врага.

Священник, цветы эти сраные. Нахер эти ваши цветы мертвецу?! Он не сдержался — заорал. И все равно никто вокруг его не слышал, потому что Ротмистр был призраком в квадрате. Но я был рад, хоть и удивленно таращился, что он был здесь со мной. В конце концов, это он дал Мумру обессмертивший его совет. Может, даст и другой — который его убьет?

— Почем ты знаешь, что врага? — прошипел я, пытаясь успокоить Ротмистра. Он уставился на меня выпученными глазами и оборвался на полувопле:

— Восемьдесят побе!.. Почем знаю? Нильс, ты идиот? Это мой гроб, — он обернулся и показал рукой на удаляющуюся процессию, как будто я мог бы спутать. — Это! Мой! Труп! Я тупо смотрел сквозь призрак на то, как австралийцы (и мой дед, и Мумр, стоящие с дальнего края) поднимают ружья выше. Несколько мгновений — и будет прощальный залп.

— Это мои похороны, Нильс! — выкрикнул Ротмистр, раскидывая руки, и вдруг замер. — Слушай, Джейми. Я все-таки не обещал никого из вас опекать, хотя Андреас был мне, признаюсь, глубоко симпатичен… Но все равно, скажи — я же тебе больше не нужен? Ты справишься со своей жизнью сам, да?

— Не нужен? — переспросил я. Я знал, что стоит ответить, но не мог. Сложно сказать: «Ты мне не нужен», — человеку — существу, — с которым провел несколько лет жизни. Который насмешничал, издевался, но всегда помогал.

— Не нужен, — выдохнул я, не обращая внимания на косящегося австралийца. — Ты можешь остаться здесь, если хочешь.

— Я хочу помочь тебе, — сказал Ротмистр. — В двадцать первом веке круто, но я, к сожалению, уже мертв. Мне лучше лежать, ведь все-таки я мертвец, — вдруг начал цитировать он, — и греет гнилью холодный склеп, и ржавчиной пахнет доспех. Обещаешь не делать глупостей, Джейми? Он смотрел на меня, а шел спиной вперед, нагоняя четверку военных с гробом. Я потянулся за ним, ломая строй, выдержавший, впрочем, потерю одного бойца в моем лице. Вскинутые ружья не колыхнулись.

— Эй, почему ты связался с дедом? — вдруг спросил я.

— Эти уроды хоронили меня трижды. Трижды, Нильс! Тут кто угодно психанет. А с твоим дедом было весело, не сомневайся! Ротмистр отвернулся и вдруг исчез за стенками добротно сделанного (будто и не в войну) гроба. Спустя мгновение загрохотали выстрелы. И крышка гроба откинулась. С воплями австралийцы отпрянули в стороны, уронив гроб, который от сильного удара о землю распался на куски. Молодой человек с серым лицом — Ротмистр, это в самом деле был он — сел, стряхивая с себя цветы. Под оглушающее молчание он поднялся, оглядел собравшихся, поднял руку в торжествующем салюте и рванул вперед. Признаюсь честно, даже я охуел. А менее подготовленные к этому австралийцы, естественно, начали стрелять. Он стреляли, даже если бы вдруг ожил их товарищ — что там, лучший друг, — а это был враг. Да пусть враг, они не думали об этом. Ротмистра снова убили. Он упал лицом вниз, зарывшись в жухлую землю. Но стреляли все. Даже самый последний рядовой из самого конца сломанного строя, паникуя, стрелял. Мой дед, стоявший с самого края, оказался на линии по крайней мере двух стрелков. Он тоже упал, изрешеченный пулями паникующих австралийцев. Я кинулся к нему и тоже поймал пулю в бок. Когда я открыл глаза, в ушах тихо бухала кровь. Это говорило о том, что мое сердце билось. Я не умер — приятно. Я пошарил рядом с собой и нашел руку деда, сжимая ее пальцами. Никакого движения — Андреас Нильс был мертв. Я попытался встать, но боль в боку помешала. Я мог только лежать и смотреть на темное небо, слушая кровь — и шаги. Я с трудом поднял голову и увидел, как медленно плывет к нам длинная фигура. Я повернул голову и увидел старые сапоги. Приподнялся — рассмотрел черный плащ, накидку и ветвистые оленьи рога, как будто цепляющиеся за ночное небо. Существо подошло к нам, наклонилось, повело рукавами — и пальцы деда начали выскальзывать из моей руки. Я безропотно выпустил их, понимая, что буду следующим. И почти угадал. Существо склонилось надо мной, подняло свою накидку и улыбнулось . Я рассмотрел под темной тканью человеческое лицо.