Ирина Ванка - Фантастические тетради

— Это не про вас…

— Это про тебя, Фрей. Есть у меня идея готовить тебя к «тесту».

При одном слове «тест» волосы на голове Матлина вставали дыбом.

— Ты хочешь ваять из меня статую?

— Я хочу лишь позволить тебе роскошь самоконтроля.

— Я прекрасно себя контролирую! — закричал Фрей и хлопнул кулаком по полу. — Лучше всех! Лучше, чем когда бы то ни было!

— Это эффект мадисты, — шепнул Юх на ухо Раису, — пытаться его «уравновесить» рискованно, может быть хуже.

— Это совсем другой эффект, — возразил Раис, — тебе не посчастливилось его наблюдать в обществе одной бонтуанки…

— Как ты мог допустить это здесь?

— А разве я мог позволить им совращать друг друга на стороне? Разве я могу себе позволить упустить из виду такое интереснейшее зрелище?..

Фрей ощутил холодную дрожь по всему телу.

— Они обещали здесь быть пять дней назад, — продолжил Раис, — но этот ненормальный парализовал все орбитальные приемники своими… эмоциональными всплесками.

Фрей застыл в позе «лотоса» и попытался взять себя в руки. «Издевается, — подумал он, — а может, не издевается?»

— Ложись на спину, руки в стороны, ладонями вверх, — приказал Раис.

— Может, отжаться?

— Делай, что говорят, — подтвердил Юх, — вспомни, что делают колдуны на твоей планете, чтобы впасть в медитацию — повтори то же самое. Если сможешь «отключиться», скажу, что делать дальше…

До полной отключки от жизни Фрею оставалось не так уж далеко. Юх называл это состояние «глазами, открытыми в пустоту», внутренним зрением, которое, по его расчету, у существ типа Фрея должно было наступить после «просмотра» длинной череды оранжевых колец и фиолетовых пятен. Состояние погружения в матово-серое субпространство, в котором не существует ничего, даже ощущение собственного тела. И Фрей уже засомневался, на месте ли оно, не отправили ли его посредники полетать до орбитальных «приемников» и обратно, но шевелиться не рискнул. Ждал, пока отпадут последние сомнения. Он здесь! Нигде и никто. Вслед за понятиями верх-низ исчезли мысли и чувства, иллюзии и реальность, остались одни глаза, открытые в пустоту, и ощущение медленного падения. «Лечу», — сказал себе Фрей и эта мысль встряхнула его, словно взрывная волна, перевернула вниз головой, перекрутила и из серой массы, всколыхнувшейся вокруг него, стали выплывать образы, похожие на очертания домов, московских новостроек образца семидесятых, проявились асфальтовые дорожки, темные окна, подъезд с выпирающими из него ступенями, голыми и пустыми, засыпанная снегом мусорница на углу клумбы… «Боже правый! — подумал Фрей. — Это же Наташкина улица». Картинка исчезала и появлялась опять, с каждым разом все ярче, и мысли, вертящиеся калейдоскопом в его голове, уже не искажали видения. Он полз вверх по ступеням, пространство подъезда сужалось по мере его продвижения вверх. Он возвращался, начинал сначала, пытался заглянуть в слепое безжизненное окно и снова рвался в бетонную «кишку» подъезда.

Придя в сознание, Фрей обнаружил себя стоящим на четвереньках среди пустого поля платформы, под лиловым куполом ночного неба. Одежда на нем была перекручена, сердце колотилось, руки-ноги дрожали, будто он вернулся с марш-броска, а прямо перед ним, с внешней стороны купола стоял трехметровый дун, опершись ладонями на стекло, и разглядывал его с гримасой болезненного сопереживания.

— Ага! — зарычал Фрей. — И ты здесь, — он поднялся, подтянул штаны и направился к дуну. — Прилетел, птица моя, смотрит. Что тебе надо, мерзавец? Что ты ждешь? Надеешься, что я снова потащусь за тобой? А вот тебе… — Фрей протянул под нос дуну смачную «фигу», да еще задрал рукав, чтоб дун имел удовольствие детально ее рассмотреть.

Лицо дуна исказила страдальческая гримаса.

— Что ты ко мне привязался, столб пернатый? Чего ты за мной таскаешься? Ну, на! Достань меня, попробуй, — Фрей исполнил перед ним фрагмент пляски дрессированного аборигена. — На, иди, достань меня!

Физиономия дуна «прокисла», хоть в щи добавляй, рот слегка приоткрылся, а взгляд стал мученически молящим.

— Уставился! А-ну, кыш отсюда! Вы только полюбуйтесь! У него хватило совести на меня уставиться!

Взгляд дуна из молящего стал превращаться в угрожающий, адресованный непослушному ребенку: если не перестанешь капризничать, шлепну тебя крылом по попке…

Фрей приблизился к стеклу и показал «папочке» длинный язык, от которого дун едва не лишился чувств, а затем подряд несколько угрожающих рож, которым обучился еще в детской песочнице.

— Сейчас достану рогатку, заряжу сикапульку… и ты у меня получишь, — Фрей сосредоточенно ощупал себя за карманные места. Дун не пошевелился и не спустил с Фрея глаз, отчего Фрей разозлился еще больше и, исполнив очередную серию устрашающих ужимок, порядком выбился из сил, как вдруг… заметил, что дун исчез и в следующий момент к его спине прикоснулось что-то сильное, упругое, похожее на острие крыла.

Оборачивался назад он крайне медленно и осторожно, каждую секунду думая, стоит ли это делать. Стоит ли менять одну отвратительную картину на другую, возможно, гораздо более отвратительную. Будто ему под лопатку воткнули кинжал по самую рукоять и сейчас, в последнее мгновение жизни, ему явится лик убийцы… Но вместо этого ему явился лик улыбающегося Раиса.

— Кончай психовать, Фрей, они уже здесь.

Анна крутила на панораме информатеки модель Земного шара, тугую и неповоротливую, будто растянутую в стороны магнитом, и усмехалась:

— Смотри, твоя Европа в густых облаках, а над экватором разорванные дыры. Юх, ты никогда не резал макет?

— Сама… у тебя лучше получится.

— Начнем по «линии Солнца»? Смотри, как она сопротивляется, будто чувствует.

Фрея слегка передернуло:

— Может, есть готовый, разрезанный?

— Это и есть готовый, чудак. Он транслирует атмосферное состояние планеты. Если тебя смущают облака — их можно убрать. Да? — обернулась она к Юху. — Лучше будет видно?

Но Юх подтолкнул ее руку к пульту и острый лучик полоснул планету пополам, от полюса до полюса. Но две половинки тут же склеились снова.

— Ты не зафиксировала сечение, вернись назад, — посоветовал кто-то за ее спиной, совершенно не знакомый Фрею бонтуанец.

Картинка замерла. Шар, развалившись на две части, завис в пространстве панорамы, и присутствующие плотно обступили смотровой стол. Сначала не было видно ничего, будто внутри планеты открылось маленькое, бешенно вращающееся солнце, но когда яркость начала пропадать — две половинки сделались похожими на экзотический фрукт с нежной мякотью и подтухшей снаружи кожурой. Вращение прекратилось. «Мякоть» дрожала как желе, — все это было абсолютно не похоже на иллюстрации в учебнике географии.