Ирина Ванка - Фантастические тетради

— Нет.

— Позволь мне выйти на связь с бонтуанцами!

— Ни за что. Это наш предпоследний шанс. Еще не время.

— Что тебе важнее, в конце концов, вернуть корабль или сохранить свое дурацкое инкогнито.

— И то, и другое, и еще много чего… Я же сказал, нет.

Али, наблюдая за их полемикой, украдкой улыбался, но как только Матлин пытался его в чем-либо заподозрить, сразу поднимал руки вверх:

— Я-то здесь ни при чем. А вот ты унаследуешь от своего учителя главный недостаток — проходить пограничные экраны самым идиотским способом из всех возможных.

Матлин долго и недоверчиво косился на Али, подносил кулак к его носу и опять недоверчиво косился.

— Смотри у меня… — от этого Али улыбался еще шире. — Суф, лишь бы удалось перезагрузить болф. Честное слово, все будет в порядке.

Суф неодобрительно сморщился и хлопнул себя ладонью по груди, где у древних навигаторов располагался щит связи с кораблем. Жест этот до сих пор сохранил весьма конкретное значение: если ладонь легла на голую грудь, можешь не рассчитывать вернуться на свою летучую посуду. А если ты при этом оказался на чужой планете, можешь не рассчитывать отсюда выбраться вообще.

— Черт с ним, с болфом, лучше б ты мне объяснил, отчего это произошло. Я миллион раз пробивал эти экраны навылет. Все было в порядке. Ну… не то, чтобы совсем в порядке… Но не до такой же степени!

«Бедняга Суф, — думал Матлин, — как раз в его планы никак не входило застрять здесь… Кто знает, на сколько дней затянется эта «тюрьма», но даже при самом благоприятном стечении обстоятельств держать в квартире существо, которое даже в павильоне ЦИФа с трудом выдерживало сутки»… — от этой мысли ему окончательно подурнело.

Али уснул поперек дивана, замотавшись в два пледа, и Матлин не стал его тормошить: если эта штука спит — есть надежда, что во Вселенной все спокойно и будить его незачем.

— Ложись и постарайся заснуть, — сказал он Суфу и вытащил из тумбочки теплое одеяло.

— Я не могу спать так, как ты.

— Спи, как умеешь.

Они устроились на полу на матрасах, но ни заснуть, ни расслабиться ни у одного из них не получилось.

— Одежду я тебе, предположим, подберу, — рассуждал Матлин, — но надо бы еще парик…

— Фу, — прошипел Суф, — какая гадость.

— Надо чем-то уши прикрыть. Глаза еще, куда ни шло, но с носом и с ушами придется что-то делать. А пальцы! — Матлин вытащил из-под одеяла руку. — Сравни с моими. Сразу видно, что ты гуманоид.

Суф утробно заурчал. Этим свойством обладали многие гуманоиды его типа, но пользовались крайне редко. Урчание создавало вибрацию организма, которая успокаивает нервную систему; а так как их нервную систему можно на арфу натягивать, урчание могло свидетельствовать лишь о том, что все происходящее вокруг — это уже чересчур… ни в какие ворота.

— Хорошо, не рычи. Не хочешь — не надо. Сообразим тебе шапочку, курточку. Думаю, размер 56-й подойдет. Научим тебя ходить вразвалочку по бульвару. Ну и… еще чему-нибудь научим.

— Короче! — подорвался Суф. — Я на Перру, а ты здесь соображай… Сообразишь — скажешь, — он подскочил и решительной походкой направился в ванную, где осталась оборудованная им стартовая ступень КМа. — Ну не могу я здесь. Извини, не могу. Не по мне это все, — и оставил своего ученика один на один с мирно спящей на диване мадистой.

К утру, когда Матлину удалось добиться от своего организма если не сна, то хотя бы близкого к нему полуобморочного состояния, эта самая мадиста бесчеловечным образом растолкала его и сунула ему под нос старые вельветовые штаны.

— Можно я их возьму себе?

Матлин решил, что это померещилось ему спросонья. Такой вежливости от Али он даже не смел ожидать.

— Пожалуйста, если хочешь быть похожим на бомжа.

Али оставил штаны в покое и зарылся по пояс в шкаф. Его поведение казалось не то, что странным, скорее, чрезмерно сумбурным и не характерным для Али-прежнего. От волнения ли, или от желания как можно быстрее адаптировать себя к непривычной обстановке, он метался во все стороны, ко всем предметам, даже тем, что не должны вызывать интерес у нормального человека, попавшего в чужую квартиру. Начинал принимать душ, выскакивал из-под него голым и несся к окну на каждый необычный звук; по дороге заглядывал в холодильник, потом опять пытался подобрать себе гардероб, подшивал и ушивал старые шмотки, великолепно имитируя машинный шов, и тут же разглаживал свою работу, проверяя пальцем температуру утюга. Потом с иголкой и ниткой опять бежал в душ. Единственное, что Матлин понял сразу и наверняка — это то, что Али здесь явно не в своей тарелке; и Суф здесь явно не в своей тарелке; кроме того, он и сам оказался явно в неуютной ситуации. Но если хоть какая-то «тарелка» Суфу так или иначе осталась, а Али сам был способен о себе позаботиться, то ему, несчастному Матлину, ловить было нечего ни в этом мире — ни в том. Состояние душевного дискомфорта преследовало его повсюду в равной степени, и даже полное одиночество от этого состояния уже не спасало.

— Теперь давай завтракать, — заявил Али, — я проголодался.

— Сходи в магазин.

— Деньги давай.

— Ишь, какой грамотный, — Матлин даже приподнялся с матраса, — хорошенькое начало, — он доковылял до тумбочки в прихожей и выгреб из ящика все остатки своих денежных накоплений. — А-а, забирай все. Только не трать сразу, вдруг нам с тобой еще раз захочется поесть.

Али пересчитал наличность, засунул во внутренний карман куртки и ринулся на улицу.

— Магазин в соседнем дворе, а хлебный — через дорогу, — прокричал ему вдогонку Матлин, — тебе надо объяснять, что такое «хлебный»?

— Ставь чайник, — махнул рукой Али, — сейчас я вернусь.

Али вернулся поздно вечером. Раскрасневшийся от морозца. С двумя хозяйственными сумками, битком набитыми красочно упакованной едой, не иначе, как от валютного супермаркета. Узрев на кухне небольшое сборище единомышленников из самого Матлина, матлиновой тетки Тамары и матлиновой матушки Нины Петровны, он слегка растерялся и, свалив сумки в угол прихожей, запутался в шнурках ботинок.

— Вот и Алик вернулся, — отозвались пожилые дамы, — Алик, присоединяйтесь к нам, пожалуйста.

Алик не заставил себя уговаривать и, едва успев отделаться от ботинок, ринулся на кухню и приложился к тарелке так, будто «приехал не из Санкт-Петербурга», а из блокадного Ленинграда.

— Бедненький, — пожалела его Нина Петровна, — с самого утра ничего не ел. Вы, Алик, к нам в командировку?

— Агум, — выдавил он сквозь порцию пережевываемого салата.

— Феликс почти ничего о вас не рассказывает. Вы вместе работаете?

— Мама, дай ему поесть, — вмешался Матлин.

— Может, хоть твой друг нам объяснит, где ты пропадаешь годами.