Ирина Ванка - Секториум

— А что в той коробочке? — спросила я.

— Ничего особенного, — ответила Ксюша, ковыряя этикетку на пакете сока, — редуктив… Они это называют «бело-позитронным веществом».

— Почему «бело…»? Это связанно с алгонием?

— Не знаю. Но, если вам надо, могу спросить. Там позитроны на отрицательных ядрах. Нет… Белые они потому, что дают белые сдвижки в спектре, даже в невидимых зонах. Например, у нас в офисе редуктив со сдвижкой в гамма-излучении. Это самые тонкие носители, но с ними нельзя работать удаленно. Есть редуктивы с красным смещением, на такие можно писать информацию с расстояния.

— Почему ты называешь память редуктивной?

— Все технари так говорят. Вам правда интересно? — удивилась она и стала объяснять, размахивая пустым пакетом. — Одни и те же микрочастицы могут выдавать разную информацию в зависимости от положения относительно друг друга. Представляете, как ведут себя частицы, как они взаимодействуют? Там миллиарды вариантов в доле секунды. У сигов архив не пишется, а моделируется в микропроцессах воздействием эфира. Слэпы тоже живут в эфире, вот и лезут, куда не надо. Не знаю, может, на Земле такой способ записи никогда не изобретут. — Ксюша выдержала грустную паузу. — Разве что Судный День настанет, мертвецы воскреснут и уберутся от нас подальше… Вы думаете, настанет?

— Не знаю.

— Если бы я была призраком, я бы нашла способ выдать на экран текст. Дико будет, если человечество начнет применять редуктивы. Это же связь с потусторонним миром.

— Вот это да! — удивилась я. — А сиги что же, по-твоему, не умирают?

— Еще как умирают, — заверила меня Ксюша. — Если умер сиг, значит, все! Считайте, стопроцентный покойник. А у нас?

— А что у нас?

— Все Страшного суда ждут, вот что! Нервничают и не понимают, что техника-то нечеловеческая.

— Бело-позитронное вещество, говоришь?..

— Надо сказать Боричычу. Не слэп ли нашу технику попутал тогда, после экспедиции, помните?

— Срок годности закончился у сигирийского вещества, — предположила я.

— Что вы, оно как галактики, появляется само собой. Это ведь живая природа.

— А стереть информацию с такого носителя, тоже можно?

— Элементарной. Позитронной бомбардировкой, — сказала Ксю, и немного погодя добавила, — только частица должна быть особенной. Догадываетесь, какой? С отрицательным зарядом времени. Тогда энергия переходит на частицу и гаснет. Разве Борисыч вам не объяснял? Господи, о чем же вы разговаривали столько лет?

Минуту молчания Ксения посвятила раздумьям о Борисыче, а я — обработке информации.

— Ну и сколько же у него детей? — вдруг спросила она. — Если это не коммерческая тайна.

— Похоже, двое.

— Что ж он так… Я думала, сменными бригадами вкалывать будем.

— Устала?

— Ну, вы спросили! Конечно, устала. Можно подумать, на сигов работать — большой курорт. Хорошо хоть платят по-божески.

— А моральное удовлетворение?

— Все равно, по сравнению с ним, я чувствую себя дурой, — призналась Ксюша. — А моя сестра? Она будет у нас работать?

— Нет. Разве что, твой племянник, когда вырастет.

— Почему Борисыч нас не знакомит?

— Разве ты просила его об этом?

— Ну, не знаю… Сестра все-таки. Можно подумать, у меня навалом сестер.

— Скажи об этом отцу.

— Вот еще…

— Что опять между вами не так?

— Он мой начальник! Начальник и все. Я не обязана с ним обсуждать личные темы. Ненавижу, — вдруг сказала она и надулась. Сейчас бы самое время хлопнуть дверью, ан, нет дверей! — Ненавижу, — повторила она и даже не попыталась уйти. — Всю жизнь вокруг мамаши одни уроды пляшут. Если бы он был, их бы не было.

— Но ведь мама сама не хотела…

— Если бы он любил, он бы не ушел.

— Иногда уходят, потому что любят.

— Вот, ерунду сейчас сказали, Ирина Александровна! Сами же чувствуете, что сказали глупость! Когда любят — не уходят. Это я точно знаю.

— Ничего не поделаешь, Ксюша. Тебе придется простить их обоих. Ради себя самой. Ради того, чтобы отношения родителей не портили тебе жизнь.

— Уже испортили, — призналась Ксюша и посмотрела на меня внимательно, желая понять, на чьей стороне я воюю.

Ей снова не удалось это сделать, потому что я сама не знала, на чьей.

— Как представлю, что мне всю жизнь с ним работать… — сказала она, но фразу не закончила. Наверно представила, что когда-нибудь ей все-таки придется работать одной.

После карантина шеф пригласил меня в офис и предупредил, чтобы торопилась. Я грешным делом решила, что дети катаются по Кольцу, вместо того, чтобы проходить аттестацию, но настроение шефа изменилось.

— Знаешь, что придумал Сириус? — спросил он.

— Боюсь предположить.

— Повторить твое путешествие на Флио, — шеф сел в кресло, надел очки и занялся делами, дав мне возможность осмыслить сообщение.

— Каким образом он собирается это осуществить, не объяснил?

— Отчего же? Объяснил. Он считает, что ему поможет Имо.

— Каким же образом Имо поможет?

— Это я собирался спросить у тебя.

— Понятия не имею. А вы?

— И я не имею. Тем не менее, хотел бы знать, о чем они договорились.

— Вы уверенны, что они о чем-то договорились?

— Сириус считает, что у Имо сохранилась связь с Флио.

— Интересно, с чего он взял?

— Об этом я тоже хотел спросить у тебя. Ты с обоими в контакте, вот и выясни. Тем более, это в твоих интересах. Объясни им, что такие дела неплохо бы обсуждать со мной, хотя бы потому, что я пока еще занимаюсь вопросами транспорта. Может, у них есть транспорт, который не привязан к Галактическим коммуникациям? Ты не знаешь?

— Не знаю. А вы?

— И я не знаю. Однако хочу выяснить.

Никто никогда в жизни с Имо словом не обмолвился о том, что за игрушку он получил от отца в наследство. Эта штука висела на стене возле его кровати. На Земле и в школе. Он всюду возил ее с собой, как и фотографию отца, изъятую из семейного архива. Миша сфотографировал Птицелова без дальнего умысла, чтобы уточнить фазу, потому что некоторые фазы берутся на фотопленку. Я не скрывала от Имо, кто он. Боялась, что помнит сам, хоть и не говорит. Боялась, что он помнит и о назначении медальона.

— Человек в три года не может разбираться в таких вещах, — утешал меня шеф.

— Не знаю, — переживала я. — Он ведь не совсем человек.

Своего отца Имо помнил прекрасно, и с детства абсолютно точно понимал, что планета, на которой он появился на свет, недосягаема для землян и сигирийцев. Мне казалось, что его выбор в пользу Лого-школы был мотивирован желанием приблизиться к Флио хоть как-нибудь. Не знаю, как с Сириусом, со мной он эту тему не обсуждал никогда. Он вел себя так, словно был абсолютно уверен, что однажды туда вернется. Именно эту вероятность мы с шефом сократили до минимума сразу, как только получили доступ к пульту управления кораблем Птицелова. Шеф просто извлек его из медальона, спрятал и о дальнейшем местонахождении предмета не сообщил никому.