Ирина Ванка - Секториум

— Что значит «адаптация»? — уточняла я. — Вы пьете воду из своих озер, поедаете растения, наверняка строите жилье из местных материалов. Что еще нужно?

— Избавить себя от наследства, — ответил Його, и показал мне пульт управления корабля на ладони. — Я не могу отпустить его.

— Зачем его отпускать? Этот корабль связывает тебя с космосом.

— Когда я захочу порвать такую связь, Флио станет мне домом.

— Почему надо ее рвать? Можно просто жить на Флио и ездить друг к другу в гости.

— Просто жить, значит, иметь будущее. В космосе нет будущего.

— Почему же все «восходящие» земляне так рвутся туда?

— Потому что не знают это, — ответил Птицелов, и добавил немного погодя. — Ты поможешь сделать Флио моим домом, а я — помогу тебе.

За время полета я привыкла к постоянному присутствию его огромной фигуры, к запаху микстуры, мертвецкой тишине в отсеках корабля. Мысль о том, что когда-нибудь придется выйти отсюда, казалась странной. Мне казалось, что на Земле прошла вечность, что только урна с конфетами дожидается меня на руинах.

Сначала Його кое-как разговаривал со мной, потом отключился от языка, погрузился в размышления, молча взирал на мою битву с бессонницей, потом совсем перестал смотреть, прикрыл меня плащом, как недостойное зрелище. А может, вспомнил, что человека перед сном надо положить под одеяло. На его мускулистой груди я увидела медальон, вытканный стальной нитью: птицу без головы, массивные птичьи ноги, раскинутые крылья и несколько колец, опоясывающих пернатый торс.

— Наверно, мои предки относились к «вояжерам», — предположила я. — Шеф говорит, что такие частые и долгие космические путешествия нормального «поселенца» давно бы сделали психопатом. Он говорит, что я очень редкой породы информал. А какой именно — не признается.

— Ты и я одной породы, — ответил Його. — Не нужно знать, какой. Такое знание не приносит пользу.

Мне захотелось поспорить, но не было сил. Сны стали видеться наяву, яркие и малособытийные. Настал момент, когда я перестала отличать реальность от сновидений. Мое созерцание уже не требовало анализа: вот куриные ноги высунулись из кастрюли с бульоном. Вот фигура Птицелова поплыла над горизонтом в сидячей позе.

— Ты обязательно мне расскажешь, — настаивала я, но что именно Птицелов должен был рассказать, не объясняла; бредила образами, пока не провалилась в пустоту без галлюцинаций и сновидений, словно на дно могилы.

Крышей зала служили распахнутые крылья огромной птицы, опорой — две толстые птичьи ноги, впившиеся когтями в камень нижней площади. Широкие кольца террас опоясывали колодец небоскреба. Перья на брюхе безголового гиганта шевелились, надо мной крутилась в воздухе прозрачная сфера, в которой плясало голое существо. В ноги дул горячий ветер, струи воды змейками текли по полу в маленьких арыках. Иногда они поднимались фонтаном брызг, иногда раздували складки халата, и я боялась, что парус унесет меня в невесомость, но птичьи крылья заслонили небо. Когда глаза прозрели в темноте, впереди лежал черный космос. Мое тело потеряло вес. Вокруг образовалась оболочка прозрачного «колокола».

— Його изгой, — сказал мне голос, но рядом не было никого. Для второго существа не было даже места в летучем «стакане». — Не всем понятны его причуды. Мы не такие. Його не похож на всех.

Голос пропал, стены «колокола» стали невидимы в темноте. Скоро я заметила, как отплывает станция с поясом намагниченной атмосферы. Под ногами лежала темная сторона геоида, вокруг не было ничего, кроме пустоты.

От испуга я чуть не проснулась. Только почувствовала, как тяжелеет тело, и снова провалилась то ли в сон, то ли в расщелину между матами. Ложе подо мной стало жестким, с каждой минутой оно сильнее прижимало к себе. Серповидный край восходящего светила очертил горизонт. Блики разлились, заиграли лучами, поползли пятнами по поверхности планеты и больно ударили в глаза.

— Його! — позвала я, и стала ощупывать мат.

Меня по-прежнему окружало замкнутое пространство купола, открытого со всех сторон неожиданно яркому свету.

— Його, где я?

Вопрос остался без ответа. Я проснулась, натянула на голову капюшон халата. Мое тело лежало на орбите планеты. Подо мной вырисовывались очертания гор, трещины в коре блестели реками, редкие кучки облаков в ущельях, зеленые холмы, поля и песчаные каньоны. Линия горизонта вытягивалась. Планета казалась удивительно похожей на Землю, но я не узнала ни одного знакомого материка.

— Його! — я села, огляделась по сторонам.

Станции уже не было видно. Звезды утратили космическую яркость. Все вокруг растворялось в утреннем свете.

— Проснулась? — ответил передатчик мне в ухо.

— Ты где?

— На Флио, — ответил Його.

Я снова легла на стекло. С такой высоты еще видно деталей ландшафта, но на Земле уже бы показались плеши больших городов, уже бы бликовали небоскребы Манхэттена и тянулись шлейфы лесных пожаров. Флио была чиста. Даже туманные пробки каньонов выглядели белее ледников. По сравнению с Землей, планета сияла здоровьем, словно игрушка на новогодней елке. Присутствие на ней землянина казалось неуместной пошлостью, похоже, всем, кроме странного Птицелова.

«Колокол» целился в подножие горы, возглавляющей хребет. На пологой вершине скалы меня встречали трое флионеров. Ни тропинки, ни лестницы, ни крыши жилища рядом с ними не было. Высота над пропастью была сумасшедшей, стены — почти отвесными. Ландшафт вокруг напоминал испытательный полигон: острый, всклокоченный, непроходимый даже на вездеходе. Флио больше не выглядела сказкой. Макушка скалы казалась едва ли не самым безопасным местом посадки. Я решила на всякий случай не покидать летательный аппарат, но «колокол» опустил меня на камень и взмыл вверх.

Встречающих оказалось двое: Птицелов и личность похожая на него, с таким же мускулистым торсом и с иронической улыбкой на лице. Вероятно, он был родственником Його, а улыбался, безусловно, мне. Предмет же, который я с высоты приняла за третьего флионера, скорее всего, относился к местной флоре, растущей на голых камнях.

— Мой младший сын, Ясо, — представил Птицелов своего родственника, который, не переставая иронично улыбаться, подал мне руку.

Он сделал это неуверенно, видимо, по совету отца. Я также неуверенно поздоровалась и стала осматриваться, в надежде обнаружить устройство, которое избавило бы меня от необходимости прыгать вниз с высоты. Ясо рассматривал меня исключительно скрупулезно. Такие сюрпризы природы не часто падали с неба. У меня, по всей видимости, был ненормально бледный цвет кожи, необычно темные глаза и нос, недостаточно размазанный по физиономии. А главное — волосы, для флионера факт вопиющей дикости. Не говоря уже о прическе. В нашей школе это называлось «взрывом на макаронной фабрике», но о расческе мне пришлось забыть так же, как о еде и о многих других привычных вещах. На Флио меня выбросили, в чем мама родила, и это было главным условием карантина.