Ирина Ванка - Секториум

В поисках лифта я обшарила ближайшие арки. Оттуда несло гнилью. Двери не имели ручек, отдельные помещения не имели дверей, запирались жестким полем, которое било током. Кое-где горел красный свет. В одной из комнат я нашла бассейн, в котором шевелилась и набухала масса. На поверхности бассейна хлопали зловонные пузырьки. В другом помещении я наткнулась на прозрачные камеры, и в сумерках решила, что здесь хранятся живые существа, но это оказались голые мышцы, растянутые за концы сухожилий, по ним бродили разряды тока, заставляя ритмично сокращаться. В третьем помещении было совсем темно, и росли деревья. Впрочем, может, это были не деревья. Возвращаясь на террасу, я налетела на коробку с личинками, и рассыпала ее. Личинки были скользкие, шевелились в руках, пара штук все-таки свалилась вниз, прежде чем мне удалось собрать их. Я прибавила шагу. За час мною было пройдено не более трети кольца. А может не час, а два? Я слишком увлеклась изучением цивилизации, которую должна была просто увидеть и вернуться. Возможно, мне стоило повернуть назад, но был ли смысл два раза проходить один и тот же маршрут?

Описав круг, я не нашла Птицелова в исходной точке. Помещения под арками были заперты, местность казалась незнакомой. Я еще раз поглядела вниз, вслед улетевшему глазу, и с ужасом увидела на камне нижней террасы синие отпечатки своих пальцев. «Спираль», — дошло до меня. Ребус решился, но выявил огорчительное обстоятельство: вместо спуска я нечаянно совершила подъем. Злая и уставшая, я поплелась дальше. «Когда-нибудь меня найдут, — рассуждала я. — И глаз подберут, потому что сами виноваты! Надо было лучше приклеивать!»

Настал момент, когда передо мной возникла перспектива возвращаться назад два круга. Лифта на этих странных террасах не было и в проекте. Похоже, они строились в доисторические времена, когда фроны еще не умели делать лифты. Я желала найти хотя бы древнюю винтовую лестницу, но вместо нее в закутке пустого вестибюля наткнулась на мусоропровод, и поняла, что двигаться дальше нет сил.

Под аркой было пустынно и холодно. Из мусорного контейнера торчали наружу белые шары, похожие на мячики. Жерло трубы завывало, посылая вверх упругие потоки теплого воздуха. «Съехать в них что ли? — подумала я. — В крайнем случае, набью синяк», — и стала освобождать спусковой контейнер, но, когда вынула из него округлый предмет, остолбенела. Ни действовать, ни соображать я уже не могла.

Говорят, история движется по спирали. Не знаю, что чувствовал Олег Палыч, доставая из воска нашего сибирского андроида, но в тот момент он понял бы меня лучше других. В моих руках оказался череп. Белый, словно слепленный из фаянса, с глазницами и вдавленными висками, но ни челюстей, ни отверстий для носа на нем не было. Едва лишь заметная борозда намекала, что все это в проекте было предусмотрено, но почему-то на практике не состоялось. Из того же контейнера я вынула несколько черепов без глазниц; два экземпляра, сращенных между собою лицевыми сторонами; тазовую кость без отверстий, реберную клетку без позвоночника и еще много разных интересных фрагментов. Как будто Господь Бог старался слепить что-то новое из знакомого материала, но так и не продвинулся дальше плагиата с самого себя.

— Вот, где она!

Птицеловы застукали меня с костями в руках среди мусорной кучи. Они возникли так неожиданно, что я рефлекторно пыталась спрятаться за колонной мусоропровода.

— Зачем ты ее отпустил? — возмущался младший Птицелов в адрес старшего. — Положи это, — сказал он мне, — встань и иди рядом.

— Не пойду, — отрезала я, и кость не отдала.

— Отец! Она все время хочет и не хочет одно и то же!

Його поднял меня с пола за капюшон, ни слова не говоря, повел по террасе.

— Никуда не пойду, — возмущалась я, — пока не получу объяснений!

Объяснений не последовало. За нами следовал только сердитый Ясо. В руках у него была емкость похожая на кастрюлю. Через пару шагов мы оказались на нижней площади, а затем на внешней оболочке орбитальной станции. Гравитация сначала упала, затем придавила меня к прозрачному полу «колокола». Флио-Мегаполис снова лежал подо мной, как в первый день посещения.

— Что это значит? — спросила я.

Птицеловы безмолвствовали. Только Ясо, украдкой от отца, указал сначала на кастрюлю, а затем сделал жест двумя пальцами, который с языка зэков переводится, как «моргалы выколю». Что это значило на местном жаргоне, я не могла знать, только предположила, что напрасно расковыряла мусорницу, зря глядела на то, на что не положено, потому что теперь, за излишек усвоенной информации мои «моргалы» попадут в суп.

Мы пригрунтовались на том же мятом лугу, у черного холма, который при близком рассмотрении перестал быть холмом. Он оказался флионом, который в размахе крыльев не сильно уступал безглавому созданию, подпирающему свод «Вавилонской башни». Туловище нового флиона могло бы вместить пассажирский вагон, его крючковатый клюв был опущен в почву, а черный глаз заприметил нас издалека, и, пока Птицелов-старший вел меня к нему, флион ни разу не спустил с нас внимательного взгляда.

— Не надо, — просила я.

— Надо, — возражал Птицелов.

— Я умру…

— Не умрешь.

— Я боюсь! Я не хочу! Я больше не собираюсь ни на чем летать!

Ясо бережно нес за нами кастрюлю.

— Його, пожалуйста, не поступай так со мной!

— Глупая! — рассердился Птицелов, и выпустил из рук мой капюшон перед самой птичьей пастью.

Из ноздрей флиона выходили струи пара, зев был желтым и влажным, он раскрывался передо мной, как разводные питерские мосты, с тем же достоинством и неотвратимостью. А я лишь искала момент, чтобы сбежать, укрыться в горах и просидеть там весь срок, отпущенный мне на знакомство с этой сумасшедшей планетой.

— Глупая! — повторил Його. — Ты не должна бояться! Я не позволю тебе бояться того, что ты не знаешь! Это…

— Это стыдно!!! — закричала я. — Знаю! Отпусти! Я все знаю!

— Сними одежду и лезь внутрь!

— Нет!

Он одел мне на голову резиновый чулок с прорезью для лица и смазал макушку жиром.

— Сними всю ткань, чтобы не тереть тело, — заявил он.

— Ни за что! — я пыталась снять резину, но она снималась только вместе со скальпом.

— Разденься и лезь туда, — сердито повторил Його.

Его птичьи глаза выпучились от гнева. Я представила себе, как он сдерет с меня одежду сам. Тогда-то со мной и случится самое ужасное из всего того ужасного, что только может случиться с такими как я…

— Хорошо, я разденусь. Только отвернись. И скажи Ясо, чтобы тоже не пялился.

Я бросила халат в траву. Черта-с два кто-нибудь из них отвернулся. Мне ничего не оставалось, как скрыть наготу во чреве флиона. Його тоже разделся до неприличия и последовал за мной.