Н. Тасин - Катастрофа. Том I

Голова зоотавра имеет форму почти правильного цилиндра в 6,4 метра длины и 9,85 метра в окружности; она утверждена на сравнительно короткой, постепенно переходящей в туловище шее. Никакой растительности на голове нет. Поверхность ее глянцевитая, лоснящаяся, напоминающая кожу моржа. В нижней части ее имеется широкая щель, служащая ртом и снабженная, вместо зубов, двумя чрезвычайно острыми роговидными пластинками-челюстями. Нет ни носа, ни ушей; их, по-видимому, заменяют глаза, которые исполняют не только зрительные, но также слуховые и дыхательные функции. Их два: один спереди, на том месте, которое мы привыкли называть лбом, другой сзади, так сказать, на затылке. Оба они отличаются чрезвычайно сложной структурой, которую очень трудно, почти невозможно изучить на мертвом экземпляре.

Поскольку комиссии удалось выяснить, глаза зоотавра устроены наподобие прожекторов, испускающих столбы света в несколько километров длины. Свет этот настолько ярок, что, например, друммондов свет бледнеет по сравнению с ним. Зоотавры могут, по желанию, удлинять и укорачивать его, точно так же, как и совершенно гасить его. Есть основания предполагать, что этот же свет обладает истребительными свойствами, позволяя зоотаврам, словно электрическим током огромной силы, смертельно поражать на расстоянии. При полете они испускают свет, освещая себе дорогу то передним, то задним глазом. Он, по-видимому, обладает свойством потухать иногда и помимо воли животного. Так, по всей вероятности, и случилось с объектом нашего исследования: с погасшим светом, ничего не видя перед собой, он со всего разгона, при полете чудовищной скорости, налетел на Notre Dame, ударившись о собор, точно гигантской силы ядро в крепостную стену.

Глаза являются, надо думать, наиболее уязвимым, быть может, даже единственно уязвимым органом зоотавров. Они, по-видимому, совершенно не приспособлены к дневному свету нашей планеты, чем и объясняется то, что они свои налеты совершают по ночам.

Своими прожекторами зоотавры, надо полагать, могут пользоваться и в воде, освещая ими морскую глубь на огромное расстояние в целях приискания добычи.

Вокруг переднего глаза правильным кругом расположено 14 выпуклых шариков, напоминающих глаза рыбы и окрашенных в разные цвета. На мертвом зоотавре удалось установить эти цвета только по пигментации, но несомненно, что у живых экземпляров шарики имеют яркую разноцветную окраску. Один из членов комиссии высказал чрезвычайно остроумное предположение, что эти шарики служат зоотаврам органами речи: вместо слов они прибегают к цветовым знакам, т. е. к особого рода сигнализации. Очень возможно, что они достигли в этой области огромного совершенства и что с помощью чередующихся в шариках красок, пользуясь бесконечным разнообразием возможных при этом комбинаций, они могут выражаться гораздо полнее и свободнее, чем люди с помощью слов.

Предположение, что указанные шарики служат зоотаврам органами речи, подкрепляется еще тем обстоятельством, что никаких других органов, служащих для этой цели, у объекта нашего исследования найдено не было: у него нет ни языка, ни голосовых связок, вообще ничего, что служило бы для издавания звуков.

В общем, надо признать, что зоотавры неизмеримо совершеннее всех известных нам представителей фауны нашей планеты, включая и человека. Природа наделила их почти неограниченными возможностями. Они свободно чувствуют себя на земле, в воде и в воздухе. Мало этого: они могут жить даже в безвоздушном пространстве, что совершенно недоступно ни одному живому существу на земле. Доказательство этому в том, что они, прежде чем добраться до нашей планеты, преодолели огромные безвоздушные пространства, отделяющие Марс от нашей земли. Если они могли достичь земли, то, надо полагать, могут добраться и до любой другой планеты нашей солнечной системы. Это, правда, идет вразрез с законом тяготения, но сам факт прилета зоотавров ставит на очередь вопрос о коренном пересмотре многих, казавшихся до сих пор незыблемыми, так называемых законов природы. Уже одно то, что есть живые существа, которые свободно могут перемещаться в межпланетном пространстве, переворачивает вверх дном все наши привычные представления.

Перед комиссией стал также вполне естественный вопрос об интеллектуальном уровне зоотавров. Могут ли они мыслить подобно тому, как мыслит Homo sapiens? Способны ли они творить культурные ценности? Знают ли они, что такое литература, музыка, поэзия, зодчество, живопись? Есть ли у них великие идеалы и великие достижения?

Увы! Комиссия увидела себя вынужденной отказаться даже от самой постановки этих вопросов. Она поняла всю их неуместность. Членам ее показалось диким само применение жалких человеческих мерок и шаблонов к этим неизмеримо высшим, межпланетным существам. Какое мы имеем право думать, что то, что мы называем наукой, искусством, литературой, является если не высшим проявлениям совершенства, то уж во всяком случае ведет к этому совершенству? Пора понять, что такое представление о совершенстве создано нами самими, т. е. существами слабыми, жалкими, бесконечно далекими от совершенства, беспомощными и бессильными, но почему-то вообразившими себя царями природы.

Во всяком случае, мы, прикованные к нашей затерявшейся во вселенной песчинке, которую мы называем Землей, с трудом могущие прыгнуть, с помощью наших жалких воздушных аппаратов, на каких-нибудь несчастных несколько километров вверх, неизмеримо ниже зоотавров, хотя бы по одному тому, что им доступны все стихии, вплоть до межпланетной…

Комиссия пыталась также разрешить чрезвычайно важный вопрос о том, где находятся зоотавры днем, между двумя ночными налетами. К сожалению, более или менее положительного ответа она на это дать не может. Она вынуждена была ограничиться одними гипотезами, так как никаких конкретных и, главное, строго проверенных данных в ее распоряжении не было, да и быть не могло.

Гипотез этих три.

Первая: зоотавры, после налета на землю, скрываются в пучине морской, где и остаются вплоть до следующей ночи. В пользу этой гипотезы говорят многочисленные свидетельства жителей морского побережья, которые клятвенно уверяют, что собственными глазами видели, как крылатые чудовища в первые часы ночи показывались над морской поверхностью, а потом, после налета на тот или иной пункт земного шара, снова погружались в водную пучину.

Это подтверждается и свидетельством почтенного испанского астронома Хозе Бенавенте, который в течение нескольких ночей наблюдал за зоотаврами со своей лаборатории на острове Майорке. Он лично видел погружающихся под утро и потом, после заката солнца, снова выплывающих зоотавров. В одну ночь он насчитал их до десяти. Нырнув под воду незадолго до рассвета, а именно около трех четвертей пятого утра, они снова вынырнули только в девять часов вечера, т. е. приблизительно через шестнадцать часов.