Кейт Лаумер - Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]

«Вот к чему все это привело», — подумал Лафайет, натягивая куртку на ходу и спеша через зал. Рутина. Скучные формальности. О, боги, а разве не этого он хотел, мечтая избавиться от жизни мелкого торговца без гроша за душой в Штатах? Правда, он и сейчас находился в штатах, по крайней мере, географически, напомнил он себе. Артезия была расположена на том же месте на карте, что и Колби Корнерс. Просто он был в другом измерении, где предполагалась другая жизнь.

Но что это за жизнь была у него в последнее время? Королевский бал, королевская охота, королевская регата. Нескончаемые блестящие праздники, в которых участвовало блестящее общество, которое вело блестящие разговоры…

Ну и что? Что в этом было плохого? Разве не об этом он мечтал в снимаемой им комнатенке, открывая очередную коробку сардин на очередной ужин?

«Об этом», — признался он себе. И все же… все же ему было скучно…

Скучно. В Артезии, земле его мечты. Скучно.

— Но… это же бессмыслица! — воскликнул он вслух, спускаясь по широкой спиральной лестнице в Гранд Зал, увешанный зеркалами в золотых рамах. — У меня есть все, о чем я мечтал, а то, чего у меня нет, стоит только приказать, как тут же будет. Дафна нежна, как маленькая пташка, не женщина, а мечта мужчины, я могу выбрать себе любого скакуна в королевских конюшнях, не говоря уже о Диппи, в моем гардеробе двести костюмов, каждый вечер дается банкет… и…

Он шел по черно-красному гранитному полу и его шаги отдавались эхом, и у него возникло внезапное чувство усталости при мысли о завтрашнем банкете, еще одном банкете, еще об одном дне ничегонеделания.

— Но чего, в конце концов, я хочу? — громко потребовал он вслух сам от себя, проходя мимо своих отражений в высоких зеркалах. — Ведь работаешь как собака, только для того, чтобы заработать деньги, которые дадут возможность делать то, что захочешь. А я уже делаю то, что мне хочется.

Он искоса посмотрел на свое вишневое и пурпурное с позолотой отражение.

— Разве нет?

— Мы уедем отсюда, — бормотал он, торопливо идя по саду. — В горы или куда-нибудь в пустыню. Или на берег моря. Могу поспорить, что Дафне никогда не приходилось купаться голой в лунном свете. По крайней мере, не со мной. И мы возьмем с собой немного съестного и сами будем готовить, ловить рыбу, смотреть на птичек, заниматься ботаническими исследованиями и…

Ом остановился у широкой террасы, глядя на зелень внизу, пытаясь отыскать глазами изящную фигурку Дафны. Последний из гостей вышел в ворота, исчез дворецкий. Один престарелый садовник ковырялся в дальнем углу сада.

Лафайет замедлил шаг и пошел по тропинке, почти не замечая одуряющего запаха герани, ленивого жужжания пчел, мягких вздохов ветерка по красиво подстриженным верхушкам деревьев. Его энтузиазм постепенно сменился апатией. Что хорошего было в том, чтобы куда-нибудь уезжать? Он останется тем же самым Лафайетом О’Лири, а Дафна — той же девушкой, что и здесь. Возможно, после первой новизны он начнет скучать о своем удобном кресле и доверху набитом холодильнике, а Дафна начнет переживать по поводу своей прически и задумываться, что происходит во дворце во время ее отсутствия. А потом их будут кусать насекомые, они будут обгорать на горячем солнце и мерзнуть по ночам, есть подгорелую пищу, да еще куча всяких неудобств, от которых он так отвык.

На мгновение в конце тропинки показалась высокая фигура: граф Алан куда-то торопился. Лафайет позвал его, но когда он подошел к перекрестку, там уже никого не было. Он повернул обратно теперь уже в совершенно подавленном настроении, как он сам подумал. Впервые за три года у него возникло то же самое чувство, что и в Колби Корнерс, когда он шел вечером прогуляться вокруг городского квартала и смотрел на желтые фонари в темноте, думая о вещах, которые ему когда-нибудь удастся сделать…

Лафайет выпрямился. Он вел себя, как мальчик. Ему повезло больше всех в мире — в любом мире — и ему только и оставалось, что наслаждаться всем этим. К чему рубить сук, на котором сидишь? Обед был через час. Он пойдет на него, как всегда, и будет слушать застольную беседу, тоже как всегда. Правда, пока его еще не тянуло возвратиться во дворец — вряд ли из него получится прямо сейчас блестящий собеседник. Лучше ему некоторое время посидеть на любимой мраморной скамейке и прочитать страничку-другую текущего выпуска «Популярного волшебства» и настроить себя на нужный лад для веселой и остроумной беседы за обеденным столом. Только надо не забыть сказать Дафне, как потрясающе она выглядит в ее артезианском наряде по последней моде, а после обеда они смоются в их спальню и…

Теперь, когда он подумал о этом, ему пришло в голову, что давно уже он не нашептывал подобных предложений в нежные ушки Дафны. Он был слишком занят своим вином и своими разговорами, а Дафна, конечно, была вполне довольна тем, что сидела с другими высокопоставленными женами, обсуждая их рукоделие или что там обычно обсуждают леди, в то время как джентльмены глушат бренди, курят сигары и обмениваются неприличными анекдотами.

Лафайет остановился и нахмурился на стоящий перед ним куст азалии. Он был настолько поглощен своими мыслями, что прошел свой любимый уголок этого сада — тот самый, где рядом со скамейкой цвело миндальное дерево и раздавалось мягкое журчание фонтана, где большие вязы отбрасывали глубокую прохладную тень и откуда можно было видеть прекрасную лужайку, мягко спускающуюся к тополям на берегу озера.

Он пошел назад и очутился на том самом перекрестке, где видел Алана. Забавно. Опять он здесь. Он посмотрел на пустынные тропинки в одну и другую сторону, затем покачал головой и решительно пошел вперед. Через десять шагов он очутился перед широкой террасой, с которой недавно сошел.

— Я совсем разболтался, — пробормотал он. — Я же знаю, что это первый поворот за фонтаном.

Он остановился, неуверенно глядя на внезапно уменьшившуюся лужайку, фонтан? Никакого фонтана в виду не было, просто усыпанная гравием тропинка с опавшими листьями, деревьями по бокам и кирпичная стена по другую сторону. Но ведь кирпичная стена должна быть значительно дальше, через несколько поворотов, за утиным прудом…

Лафайет поспешно пошел вперед, свернул за поворот…

Тропинка кончалась, в каком-то грязном месиве рос тростник. Он повернулся и оказался перед сплошной стеной кустарника. Острые колючки кололи его, раздирали одежду и, когда он, в конце концов, выбрался, то оказался на небольшой лужайке с одуванчиками. Никаких цветочных клумб нигде не было. Не было скамеек. Тропинок тоже не было. Дворец имел покинутый, заброшенный вид и возвышался на фоне внезапно посеревшего неба. Выбитые из окон стекла были как слепые глаза. На террасе ветер сдувал опавшие листья.