Джин Вулф - Воин тумана (Воин - 1)

- Так зачем же туда возвращаться? Ведь у тебя есть и верные друзья, и оружие.

- Там остались наши жены и дети. И ты должен пойти с нами. Ты должен найти Великую Мать-богиню и коснуться ее, как того бога. Мы же коснемся губами лишь земли у ее ног, ибо это означает поцеловать Мать-Землю. А потом мы прогоним спартанцев, вновь оттесним их к самому морю, и наша богиня станет править нами. Твой меч у меня, и я отдам его тебе, если ты согласишься возглавить наш отряд. И станешь верховным жрецом нашей богини.

- Хорошо, я согласен, - сказал я. - Выступим утром, после ночного отдыха.

- Отлично! - Кердон широко улыбнулся, и я увидел, что три передних зуба у него выбиты. - Ты не забудешь?

- Я запишу.

- Нет, - сказал он. - Не записывай, это могут прочесть.

Но я все-таки записал весь наш с ним разговор.

Он отошел в сторонку, растянулся на земле и мгновенно уснул, и тут ко мне снова явилась та женщина-змея.

- Ну что, отдашь его мне?

- Кто я такой, - удивился я, - чтобы решать его судьбу, сказав тебе "да" или "нет"?

- Дай ему что-нибудь из своих вещей, - посоветовала мне женщина-змея, омой его водой или хотя бы коснись его. Если ты его всего лишь коснешься, он сразу станет настоящим.

- Он и так настоящий, - возразил я. - Настоящий человек из плоти и крови, как и я. Это ты - ненастоящая. - Я рассердился, однако ее слова заставили меня призадуматься.

- А что может быть более эфемерным, чем эти его мечты! - презрительно прошипела женщина-змея. Когда она говорила, изо рта у нее вырывался раздвоенный язычок голубоватого пламени. - Ну а ты? О чем, собственно, мечтаешь ты сам? Вдруг да и я могу помочь тебе?

- Все мои мечты о том, чтобы выспаться, - ответил я. - Спать долго-долго и видеть сны о родном доме.

- Ну так коснись его - ради меня! Я тут же исчезну, однако если я встречу одного из фавнов, что навевают сны, то прикажу ему послать тебе именно тот сон, о котором ты мечтаешь.

- Кто ты? - спросил я, ибо все еще не мог отделаться от прежних мыслей.

- Дочь Энодии, богини мрака (*44). - Она подняла глаза к луне, что, сияя, покачивалась в кольце нежных женских рук.

- Это она держит в своих руках луну? - спросил я. - Я вижу ее, но никогда не сказал бы, что она мрачна.

- Сейчас она в обличье Охотницы, - прошипела женщина-змея, - и Селены. Любуйся обеими сколько захочешь, пока не сошел в иной мир.

И она исчезла.

Я снова попытался уснуть, однако бог сновидений не осенял меня своими крылами, хоть я и видел, как он стоит, закрыв глаза, на самой границе светлого круга у костра. Мгновение - и он повернулся, исчезнув в царстве теней. Я подумал, что следовало бы записать все это в мой дневник, но слишком устал. Приблизив папирус к огню насколько возможно, я попытался немного почитать, но тут ко мне подошел Пиндар.

- Я вижу, и тебе тоже не спится, - сказал он. - Для рабов бессонница сущее зло. Раб должен научиться спать при любой возможности.

- А что, разве мы рабы? - спросил я.

- Теперь да. Нет - еще хуже, ибо теперь мы рабы рабов Спарты. Вскоре они доставят нас своим хозяевам, и тогда, возможно, мы станем просто рабами. Пожалуй, это чуть получше, но я бы особенно радоваться не стал.

- Мы должны будем плести для них веревки? - спросил я, по-прежнему считая спартанцев изготовителями веревок и канатов.

- Вообще-то, - засмеялся Пиндар, - никаких веревок они не плетут. Во всяком случае, не больше, чем в любом другом городе. Если нам очень не повезет, нас отправят на каменоломни. Это самое худшее, что может выпасть на долю раба. - Я понял его и кивнул. - Но, надеюсь, со мной такого не случится. Афиняне, конечно, могут разрушить наш Светлый город и забрать все мое имущество - они ненавидят фиванцев! - однако у меня есть друзья даже в Афинах; есть и определенный талант.

- Стало быть, ты беспокоишься главным образом о девочке и обо мне?

- И о Гилаейре, и о нашем чернокожем приятеле. Если меня освободят, я постараюсь выкупить на свободу и всех вас. А еще нам могло бы помочь твое пение, особенно если ты споешь для спартанцев так же хорошо, как пел сегодня под аккомпанемент темнокожего бога. Они, правда, предпочитают хоровое пение и не слишком ценят солистов, однако перед твоим голосом никто устоять не смог бы. И никто не стал бы, разумеется, держать такого замечательного певца в рабстве. Ну как, сможешь спеть им?

Мне очень хотелось доставить ему удовольствие, и я даже попытался что-то напеть, однако не смог вспомнить слов той песни, не говоря уж о мелодии.

- Ну ничего, - утешил меня Пиндар. - Уж я как-нибудь да постараюсь всех освободить. Ведь в твоей памяти ничего не осталось - по глазам видно, ты и о чуде этом уже позабыл.

- Прости, - сказал я искренне.

- За что же? Ты ничем не обидел меня. - Он вздохнул. - И тебя, Латро, мне жаль больше всех остальных.

Я спросил, не помнит ли он слов той песни.

- Нет, - сказал он. - Почти ничего. Но я помню, как они звучали словно могучий прибой, что бьется о скалы, и грозно вторит раскатам грома. Так и должна звучать истинная поэзия!

Я кивнул, потому что он явно ждал этого от меня.

- Но мои стихи никогда не звучали так, увы! Впрочем, после твоего пения и я стал, по-моему, чуточку ближе к высотам истинной поэзии. Послушай-ка вот это:

Стрелы тонкие есть у меня лишь для мудрых сердец,

Их направляет Природа, свой приз предлагая,

Но стоит прицелиться в гущу толпы на равнине

Слышат глупцы лишь свист ветра. Так кто ж объяснит им?

- Ну, как тебе?

- Очень понравилось!

- Да? А мне не очень. Но, пожалуй, это получше, чем все, написанное мною прежде. В нашем замечательном городе есть - были, точнее! - несколько поэтов, действительно не раз державших в руках стиль. Так мы, поэты, говорим: "держать в руках стиль" на нашем языке значит работать, точно нет никакой разницы, какую именно работу делать - сочинять стихи или плести у очага циновки. Каждый месяц мы встречались и читали друг другу свои последние сочинения, притворяясь, будто не понимаем, что ни одна из этих строк никогда и никем более прочитана не будет. И если мои собственные стихи казались мне после такой пирушки самыми лучшими - ну как же, я ведь был главным в нашем маленьком кружке, чуть ли не гением (лишь в собственных глазах, разумеется) - то весь следующий месяц я был счастлив. Как гордился я, например, своей маленькой одой в честь Пифийских игр! (*45)

- Я думаю, - промолвил я, - каждому в той или иной степени свойственно тщеславие. Я, например, безусловно тщеславен.

- Но ты безусловно и очень хорош собой, - пожал плечами Пиндар. - И безусловно очень силен, что доказал не далее как сегодня. Что же касается нас, тогдашних, то я понимаю теперь, что мы вели себя всего лишь как шумные самовлюбленные юнцы, тогда как давно пора было стать истинными мужами и научиться хранить хладнокровие. Но сегодня днем я услышал настоящего бога и надеюсь, что еще не все потеряно. Очень надеюсь! Латро, я бы никогда не стал хвастаться перед тобой - ведь это не что иное, как самое настоящее хвастовство, - если б не был уверен, что ты скоро позабудешь все, о чем я только что говорил.