Виталий Забирко - Везде чужой

Дверь распахнулась, и в комнату вразвалочку, по-хозяйски, вошёл пухлый, небольшого роста центур в форме лейб-поручика. Был он молод, но набрякшее, багровое лицо говорило о том, что кое-что от запретного плода в жизни ему перепало и даже пресытило.

Надменным взглядом обведя комнату, центур уставился на сидящего в кресле Таксона и спросил:

- Ты - Петруз?

- Я, - мрачно отозвался со стола Петруз. Правая нога его снова закачалась, а левую он поставил на пол в твёрдый упор. Из такого положения получался жестокий, неожиданный удар, способный сломать челюсть.

Таксон встал и сменил кассету в видеоприёмнике.

Центур перевёл взгляд на Петруза, икнул.

- Нормально.

Дохнув на Таксона перегаром, он отстранил его плечом и плюхнулся в кресло.

- Ничё живёте...

Он снова посмотрел вокруг и, увидев кружку Никифра, сунул в неё нос.

- Фи, суррогат... - протянул разочарованно.

- Что надо? - грубо осадил Петруз.

- Пойла надо! - нагло заявил центур.

- Может, и кобылку предоставить?

Нижняя губа центура чванливо отвисла.

- Не гоношись, парень! - гаркнул он Петрузу, который годился ему в отцы. - Я от Вочека, за мздой. Так что, наливай.

- Ах, от Вочека... - Петруз встал и подошёл к центуру. - Такого гостя уважим.

Коротким резким ударом в нос он опрокинул центура вместе с креслом. Описав сапогами широкую дугу в воздухе, лейб-поручик растянулся на полу. Петруз поднял его за шиворот.

- Ещё уважить?

Центур обалдело смотрел в пространство. Похоже, удар вышиб из него остатки мозгов, и он не понимал, что от него хотят. Руки плетьми висели вдоль тела, и он даже не делал попытки вытереть с лица кровь.

Петруз вытащил из его кобуры пистолет, швырнул в угол и поволок незадачливого мздоимца к выходу. Андрик, наблюдавший всю сцену через приоткрытую дверь, бросился помогать.

- Будет ломиться назад, - спокойно сказал Петруз, - пристрели.

В глазах Андрика блеснул огонёк.

- Может, с'шас? - прямо-таки загорелся он.

- Сделаешь, как я сказал, - остудил Петруз. Пинком в зад он столкнул лейб-поручика с крыльца в грязь и запер дверь.

Андрик недовольно крякнул и принялся нервно колесить по прихожей своей странной, подпрыгивающей походкой. Косясь на дверь, как хорошо вышколенный пёс. Но, видимо, последние слова дошли до лейб-поручика, и назад он не сунулся.

Петруз возвратился в аппаратную и закрыл дверь.

- Подождём, - коротко бросил он, снова взгромождаясь на стол. На Таксона он принципиально не смотрел, вперившись в экран, по которому ползли титры фильма доперелицовочного времени.

- Не веришь? - спросил Таксон.

- Я не гадалка, - жёстко отрубил Петруз, - и в игры "верю - не верю" не играю. Моё кредо: трезвый расчёт, а не наитие. Иначе я давно бы сгнил в Северной Пустоши.

Таксон промолчал, поднял кресло и сел. Возразить было нечего. Петруз был идейным борцом. И бескорыстным. Никогда он не приближался к руководству каких-либо партий, хотя попеременно и состоял в боевиках почти всех оппозиционеров. Детство своё он встретил на баррикадах новодемократов, когда одряхлевшая клика республиканцев попыталась свергнуть Президента и восстановить свой режим. Тогда новодемократы победили, хоть и вышли с голыми руками против танков. Юность он провёл уже на баррикадах соцнародников. Они тоже вышли с голыми руками против танков, но потерпели поражение, потому что танки новодемократической власти уже стреляли. Когда к власти всё же пришли соцнародники, он ушёл к постреспубликанцам, затем, при очередной смене правительства, - к демосоциалистам. Всю свою жизнь Петруз находился в оппозиции. Он по-прежнему свято верил в лозунги о счастье, свободе, равенстве, благоденствии и процветании, но теперь к обещаниям этих свобод оппозиционными партиями, рвущимися к власти, уже относился скептически и брал в руки оружие не ЗА тех, кто пробивал себе дорогу наверх, а ПРОТИВ стоящих у руля государства. Раз десять он оказывался за решёткой, как антигосударственный элемент, и столько же раз выходил на свободу как герой сопротивления очередному свергнутому деспотическому режиму. Петруз словно олицетворял собой антипода Президента, который приветствовал любую новую власть, твердя, что это хорошо, что именно так демократия ширится и процветает, что именно такими путями и должна идти Перелицовка общества, и что именно так он её и намечал, и что это есть благо. И всё же, лет пять назад, поняв, что, каждый раз, уходя в подполье или поднимаясь на баррикады, он является лишь пешкой в грязных политических игрищах, Петруз покинул Столицу, уехал в провинцию, осел в губернском городе Бассграде, где организовал свою группу боевиков. Разуверившись в чистоте помыслов очередных претендентов на престольную власть и придя к неутешительному выводу, что сменой правительства святых истин не достигнешь, он занялся установлением справедливости, как сам её понимал, снизу. "Свинью нельзя научить вытирать рыло салфеткой после еды, горько сказал он как-то Таксону, - но чистить свинарник просто необходимо". И он занялся чисткой. Искушённый в политике, он пришёл к выводу, что изменить человека к лучшему можно только воспитанием нового поколения на святых истинах, но, не видя силы, способной на это - слишком уж низменными устремлениями руководствовались все партии, рвущиеся к власти, - Петруз обратился к откровенному экстремизму. Прекрасно сознавая, что не в его силах изменить мораль общества, он занялся единственным делом, которое умел, определив себя на роль биологического санитара в экологической нише человека. Чистку общественного дна от отребья общества - карманников, сутенёров, торговцев наркотиками, рэкетиров - он вёл жёстко и беспощадно. Вот уже пять лет существовала его группа под прикрытием пункта кабельного телевидения и, благодаря чёткой организации акций, железной дисциплине, до сих пор не вызывала подозрений в центурии, хотя поиски "чистильщиков", как называли группу в городе, велись весьма интенсивно. Досаждала она мафиозным образованьям как преступного мира, так и власть предержащим. Просто костью в горле стояла.

Телефон зазвонил через полчаса. Таксон протянул было руку к трубке, но Петруз жестом остановил его. Встал со стола, неторопливо подошёл к телефону, переждал несколько звонков и только затем снял трубку. Таксон предусмотрительно убрал звук на мониторе.

- Петруз? - спросили по телефону.

- Да, - спокойно ответил тот и включил селектор, чтобы и Таксон слышал разговор.

- Вочек говорит. Что ж это ты, милый, моих людей так принимаешь?

- Это каких людей?

- Шибздика из себя не строй! - гаркнул в трубку Вочек. - Приходил к тебе сегодня центур?

- Приходил. Но на нём не было написано, что он твой человечек.

- Но он тебе, милый, это сказал?