Виталий Забирко - Все пули мимо

Первую неделю в хохляцкой губернии чёрт знает что творилось. Неразбериха полная с перестрелкой нешуточной. Но где-то на шестой-седьмой день обстановка чётко определилась: восток и центр "Хохляндии" после отстрела властных структур однозначно нашими стали. Мало того, у хохлов здесь праздник с гульбищами да попойкой грандиозной по поводу очередного воссоединения славянских народов самопроизвольно организовался. А вот запад - никак. В буквальном смысле региональная война началась. Застопорились под Львовом наши регулярные части и всё. Если на востоке "Хохляндии" против нас разве что крутой какой с автоматом наперевес в одиночку выходил, то здесь националисты всем скопом восстали, и танки с ракетными установками в ход пошли. Не хотят западенцы российской власти ни в какую. Хлебом не корми, а дай за нэньку Украину умереть.

В общем, ещё один очаг напряжённости в моей империи образовался. Но если с казацкой республикой мирное противостояние войск наблюдается, то тут кровушка рекой льётся.

Опять собрал через полторы недели Сашок оперативное совещание, полевого генерала, операцией на Украине командующего, в Москву вызвал.

Сидит Сашок во главе стола длинного, серый от недосыпа, осунувшийся, лишь глаза неестественно блестят.

- Вот, - папку пухлую на стол перед всеми бросает, - ноты протеста практически всех государств против нашей экспансии на Украине.

- Да плевать мы хотели на эти ноты! - режет напропалую своё мнение начальник штаба. - Никому никогда не удавалось навязать чужую волю Российской армии!

Такой взгляд на него Сашок бросил - думал, испепелит на месте. Нет, говорит спокойно, размеренно:

- Начни мы войну с мятежными казаками, ты был бы абсолютно прав. Украина же по другой статье проходит - у неё соглашение с НАТО было, а правительство, во Львове только что созданное, себя правопреемником предыдущего объявило. Так что в лучшем случае у нас неделя на погашение конфликта есть, иначе региональный конфликт грозит в общеевропейскую войну вылиться. А мы сейчас в такую авантюру встревать не готовы.

Здесь Сашок взгляд тяжёлый на командующего армией переводит и вопрошает:

- Справишься с такой задачей за неделю?

Поднимается медленно боевой генерал, китель одёргивает, взгляд Сашка таким же прямым взглядом встречает.

- Нет, - говорит твёрдо.

Тишина гробовая в кабинете падает, только слышно, как Сашок нервно карандашом по столу постукивает. Никому обоснований аргументированных не требуется - и так всё ясно.

- Значит, Западной Украиной придётся пожертвовать... - наконец изрекает Сашок устало, глаза в столешницу вперив. - Или у кого будут другие предложения?

Перевожу я растерянно взгляд с одного генерала на другого - молчат все, будто воды в рот набрав. "Неужели так и будет?" - думаю. Вот и дождался я своего первого поражения... И Пупсик здесь бессилен - пупок надорвёт, такое количество людей охмурить.

Но тут натыкаюсь взглядом на генерала войск ракетно-космических. Набычился генерал, желваки по скулам ходуном ходят, сигарета потухшая из одного угла рта в другой так и прыгает. По всем его делам знаю - не привык он кампании проигрывать, почему и в опале до Сашка постоянно был. И как увидел я реакцию генерала этого, так словно вспышка в мозгах у меня случилась, мыслью дикой сознание озарив.

- Зачем же жертвовать, - веско, слова растягивая, чтобы волнение скрыть, практически впервые на совещании голос подаю. - Есть радикальное решение этой проблемы. Ультиматум хохлам выдвинуть, что если в течение двух суток они не согласятся на безоговорочную капитуляцию, то мы будем вынуждены применить ядерное оружие. Мне помнится, здесь как-то прозвучало, что на подобную территорию одной ракеты с восемью боеголовками вполне хватит.

Тут я в упор на генерала ракетно-космического смотрю. И все на него, как по команде, взгляды переводят.

Каменеет враз генерал, потухшая сигарета во рту застывает. А Сашок, и без того от переутомления серый, последний еле заметный оттенок жизненный с лица теряет. Знаю, против он подобных методов, но "установку" Пупсика - мне не перечить - пересилить не может.

- Как ты считаешь? - голосом потусторонним к генералу ракетно-космическому обращается.

Жестом предельно собранным генерал сигарету потухшую в пепельницу кладёт, новую не торопясь закуривает, затягивается глубоко и лишь тогда углом рта рокочет басом, вместе с клубами дыма слова роняя:

- Я - за.

И выражение лица у него при этом столь зверским становится, что впору с него художнику какому Антихриста писать.

Такое у меня впечатление было, что я к себе на усадьбу из Кремля не в лимузине ехал, а на крыльях летел. Душа пела. Теперь, точно, сподобился своим решением в скрижали Истории попасть. И сам, сам ведь эту строчку золотыми буквами впишу, никто другой за меня рукой водить не будет! Только бы хохлы ультиматум не приняли...

И ведь не приняли-таки! Уже под вечер мне в особняк Сашок позвонил и доложил, что отверг Львов наш ультиматум. Небось, думают, что на такие радикальные меры мы не способны - кишка, мол, тонка. Ишь, размечтались!

- Так что ты предлагаешь? - жёстко в телефонную трубку спрашиваю, в голосе Сашка неуверенность чувствуя. И, чтобы раз и навсегда пути к отступлению отрезать, сам вероятное решение формулирую: - Сейчас ракету запускать?

Молчит некоторое время Сашок, затем говорит голосом треснутым:

- Мы обязаны придерживаться условий своего ультиматума. Раз дали сорок восемь часов...

- ...значит, остался уже сорок один, - твёрдо заканчиваю за него фразу. - Вели, чтобы ракету к пуску готовили!

И трубку раздражённо бросаю. Неприятно даже стало - и когда это Сашок чистоплюем заделаться успел? Когда "крутяков" мочил, таким не был... Всё настроение возвышенное испортил.

Выпил я для поднятия тонуса рюмку водки, но что-то не помогло. Побродил по комнатам неприкаянно и совсем в уныние впал. Во, блин, как высот политических достиг, так и словом перемолвиться не с кем! У прислуги в глазах лишь один вопрос немой имеется: "Чего изволите-с?", и с кем-либо из них болтать - зря время тратить. А Алиска носом в телевизор уткнулась, сериал какой-то из жизни королей смотрит - не оторвать.

И тут вдруг потянуло меня к Пупсику, да так сильно, что я себе не поверил и стал нарочно желание это сдерживать, словно боялся встречи с ним. Будто какая-то трещинка между нами возникла, когда я впервые на самостоятельный шаг в своей карьере без магии пацана решился. И всё же поплёлся к нему - совесть уговорила: давно его не видел, совсем, небось, от одиночества он отшельником в особняке стал.

Вхожу к пацану на кухню, улыбку радушную на морду вешаю. А он на стуле смурной сидит, голову понурив.