Виталий Забирко - Все пули мимо

Беру я бутыль, но почему-то с горла в компании трезвенников пить не хочется. И от этого настроение моё радужное сразу вдруг пшиковым делается.

- Тебя, Борис, куда подбросить? - уважительно спрашивает Олежка. - К кабаку какому?

Подумал я немного, но мысли уже всё больше невесёлые. Схлынуло возбуждение, апатия серая душу заполонила. И в кабак не тянет - что там одному делать? В одиночку нажираться да тоску нагонять лучше дома.

- Нет уж, - отвечаю Олежке и вздыхаю тяжко. - Давай домой...

12

Открываю дверь, а в квартире темно, гарью сильно пахнет, и Пупсик меня не встречает. Прохожу в комнату, включаю свет. Лежит мой ангел-хранитель на диване скукожившись, во сне постанывает. А через всю стену над ним широкая обугленная полоса на обоях протянулась, словно кто из огнемёта палил.

Сел я в кресло, на Пупсика уставился. Эх, пацан, пацан, знал бы, чем помочь, чтобы боль твою снять, в лепёшку бы расшибся, но сделал. Жизнь наша хреновая так уж устроена - когда одному хорошо, другой от этого загибается...

И так мне жалко Пупсика стало, что слезу вышибло. Поднимаю руку, глаза мокрые вытереть, а в ней штоф "Адмиралтейской" зажат. Моб твою ять! взрывается во мне всё, и такая ярость страшная непонятно почему охватывает, что я штоф в полосу обугленную чуть было не запускаю. Доколе эти барабашки чёртовы моего парня мучить будут?!

Но не швырнул я штоф. Остыл также быстро, как и вскипел. Встал, свет в комнате погасил и на кухню поплёлся. Налил водки стаканяру полную, нашёл в холодильнике банку с пикулями, открыл. Затем хряпнул водку одним махом, рукавом занюхал, а вот закусывать не стал. Почувствовал - не пойдут в меня огурчики заморские. Махнул я тогда на всё рукой и пошёл спать.

Просыпаюсь я утром, слышу, Пупсик на кухне посудой тарахтит. А мне как-то не по себе. Не потому, что с похмелуги, а вот что-то меня гложет, и дискомфорт в душе непонятный. Хочется одеться сейчас тихонько да на улицу быстренько шмыгнуть, чтобы с Пупсиком глазами не встречаться. Стыдно мне перед ним, что ли?

Однако взял я таки себя в руки и в ванную комнату поплёлся. Глянул в зеркало - батюшки-светы, глаза, что у быка, красные, а вся морда в точках пороховой гари. Почти в упор в меня половой стрелял - всю красоту мужскую попортил. Побрился, умылся, но гарь до конца отмыть не сумел. Хотел уже пемзой содрать, однако представил, какая морда будет, пятнами красными, и рукой махнул. Пусть думают, угри у меня. Авось само сойдёт.

Оделся, на кухню захожу. На столе завтрак мой фирменный да всенепременный дожидается: чашка кофе и яичница. А Пупсик на табурете сидит, бледный весь, дрожит, двумя руками в стакан с молоком вцепился.

- Утро доб... - срывается у меня с языка, но я его сразу прикусываю. Кому оно и доброе, а Пупсику вряд ли.

- Извини, - говорю, а сам глаза в сторону отвожу, - досталось тебе вчера из-за меня...

- Нич-чего, - шепчет Пупсик, стакан к губам подносит и начинает молоко маленькими глоточками пить. И слышу я, как зубы его мелко-мелко так по стеклу стучат.

Сажусь за стол, ковыряюсь вилкой в яичнице и на него стараюсь не смотреть. Век воли не видать - стыдно.

- В-всё б-бы норм-мально б-было, - трясёт Пупсика лихорадка, - н-но л-лекарст-тва конч-чились...

Тут я вилку роняю и на него обалдело смотрю.

- Так что же ты мне не сказал?! - ору.

- Я г-говорил... - обиженно оправдывается он и вдруг начинает тихонько плакать.

- Ах!.. - чуть не вырывается из меня мат трёхэтажный, но я вовремя его задавливаю. Пацан ещё на свой адрес примет.

- Погоди, это я виноват, - каюсь перед ним. - Сейчас всё будет.

Вскакиваю из-за стола что ошпаренный и в комнату залетаю. К счастью, рецепты, что лечила нацарапал, на столе так и лежат, никто их не трогал. Хватаю бумажки драгоценные и на всех парах из квартиры выметаюсь.

Провизорша в аптеке меня с пониманием встретила. Учреждение такое, что мужиков запыхавшихся и не в себе здесь нормально принимают. Впрочем, это было только вначале.

- Всего по десять! - бросаю перед ней рецепты.

Она и ухом не ведёт от такого оптового заказа, но на всякий случай рецепты внимательно читает - уж не наркотики ли там, если так много заказывают? По выражению лица вижу, что нет. Просмотрела она все рецепты и к первому возвращается.

- Десять ампул? - переспрашивает.

- Нет, упаковок!

Вот тут-то морда у неё и вытягивается. Будто я ведро касторки покупаю.

- А вы не ошиблись? - осторожно намекает она на мой вид запыхавшийся.

- Ошибся, - соглашаюсь я и дух перевожу. - По двадцать. Каждого. Наименования.

Наверное, у меня на морде было написано нечто более чем "не в себе", поскольку безропотно провизорша мне всё отпустила. Три пакета громадных получилось.

Припёр я лекарства домой, пакеты на стол в кухне взгромоздил. И Пупсик тут же - вот уж, действительно, что наркоман, - буквально в них закопался. Ампул пять обезболивающего сразу принял и бутылку успокоительного высосал.

К мази, правда, не притронулся. Здесь я, пожалуй, маху в угаре дал. На фига я её столько накупил, если он мазью всего раза два и пользовался, и с кожей у него теперь всё в порядке?

Наконец отвалил Пупсик от пакетов, что алкаш, на похмелугу стаканяру опроставший. Порозовел, посвежел, дрожь в руках куда девалась.

- Спасибо вам большое, Борис Макарович, - лепечет.

- Да чего там... - деланно машу рукой, но чувствую вдруг, что-то в горле скребёт. Этого мне только не хватало! Может, ещё и слезу пустить? Напускаю на себя вид озабоченный и на часы смотрю.

- Ого! - восклицаю. - Пора на работу, а то опоздаю.

И хоть знаю, что и Пупсик знает - какая там "работа", а сегодня, тем более, и "опоздание", - но что-то мне ему ведь НАДО сказать, чтобы слинять отсюда и нюни не распустить?!

- А завтрак? - пытается остановить меня Пупсик. - Я сейчас разогрею!

- Некогда, - машу рукой. - Найду, где перекусить. Бывай. Думаю, сегодня я тебе хлопот не доставлю.

И скоренько-скоренько выметаюсь.

Выхожу из подъезда, и настроение у меня - лучезарное. Уж и не знаю, то ли оттого, что помог пацану своему, то ли он меня своей экстрасенсорикой до поросячьего визга накачал.

Гляжу, а мою машину какой-то мужик, донельзя толстозадый да плешивый, тряпкой обстоятельно елозит. Подхожу ближе и узнаю. Профессор наук каких-то космических, лауреат чего-то там. Помню, я в детстве пацаном во дворе бегал, так коробочку свою во всю ширь разевал, когда его на "Волге" чёрной к подъезду подвозили, а он важно, ни на кого внимания не обращая, из машины выбирался и шествовал к себе домой. Лощёный тогда был весь из себя. А сейчас от лоска былого разве что лысина блестящая осталась.

Может, я ошибся, и он свою машину моет? Смотрю на номера - да нет, моя. И тогда я просекаю ситуацию. Не кормят сейчас бляхи лауреатские, а счета в швейцарском банке при совке не положено было иметь. Так что на мели мой профессор.