Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

Глэдия нахмурилась.

— Почему Жискар? Я недолюбливаю его.

— Я не прошу любить его. Я прошу тебя верить ему.

— Почему, Илайдж?

— Этого я не могу тебе сказать. В этом случае ты тоже должна поверить мне.

Они посмотрели друг на друга и молчали.

Это молчание как бы остановило время, позволило им задержать секунды, не дать им бежать. Но надолго это не сработало. Бейли сказал:

— Ты не жалеешь?

— Как я могу жалеть, когда я больше не увижу тебя?

Бейли хотел ответить, но она прижала свой маленький кулачок к его губам.

— Не надо лгать, — ;сказала она. — Я никогда не увижу тебя.

Она его больше никогда не увидела.

Глэдия болезненно ощущала, как ее вытягивает в настоящее через мертвую пустыню лет. „Я так и не увидела его больше, — подумала она. — Никогда“. Она так долго защищала себя от горькой сладости, а сейчас нырнула в нее — больше горькую, чем сладкую, и все из-за этого типа, Мандамуса, из-за того, что Жискар просил ее принять Мандамуса, и потому что она обещала верить Жискару. Это была последняя Его просьба. Она сосредоточилась на настоящем. Мандамус холодно смотрел на нее.

— По вашей реакции, мадам Глэдия, я вижу, что это правда. Вы не могли бы сказать это яснее.

— Что правда? О чем вы говорите?

— Что вы виделись с землянином Илайджем Бейли через пять лет после его визита на Аврору. Что его корабль был на орбите, Вы поехали туда, чтобы увидеть Бейли, и были с ним примерно то время, когда был зачат ваш сын.

— Какие у вас доказательства?

— Мадам, это не было абсолютной тайной. Земной корабль был замечен на орбите. Яхта Фастольфа была замечена в полете. Самого Фастольфа на борту яхты не было, так что там был и предположительно вы. Влияние доктора Фастольфа было достаточно велико, чтобы дело не попало в запись.

— Если нет записи, нет и доказательств.

— Доктор Амадейро две трети своей жизни потратил на то, чтобы следить за доктором Фастольфом глазами ненависти. Среди правительственных чиновников всегда были такие, кто был душой и телом предан политике доктора Амадейро и сохранению Галактики для космонитов, и они охотно сообщали ему все, что он хотел знать. Доктор Амадейро услышал о вашей маленькой эскаладе почти сразу же, как она произошла.

— Это еще не доказательство. Ничем не подкрепленное слово мелкого чиновника-подлизы не в счет. Амадейро ничего не мог сделать. Даже он понимал, что у него нет доказательств.

— Нет доказательств, на основании которых он мог бы обвинить кого-то в проступке. Нет доказательств, на основании которых он мог бы причинить неприятности Фастольфу, но их достаточно для подозрения, что я потомок Бейли, и для крушения моей карьеры.

— Можете не беспокоиться, — с горечью сказала Глэдия. — Мой сын — сын Сантирикса Гремиониса, настоящий аврорец, и вы его потомок.

— Убедите меня в этом, мадам. Я больше ни о чем не прошу. Убедите меня, что вы провели несколько часов наедине с землянином и разговаривали о политике, о дружбе, о былом, рассказывали анекдоты, но не прикасались друг к другу. Убедите меня.

— Что мы делали — не ваше дело, так что не тратьте свой сарказм. Когда я виделась с ним — я уже была беременна от мужа. Я несла трехмесячный плод Аврорский.

— Вы можете доказать это?

— Зачем мне доказывать? Дата рождения моего сына есть в записях, а у Амадейро наверняка есть дата моего визита к землянину.

— Как я уже говорил, ему сообщили, но с тех пор прошло уже два столетия, и он не помнит точно. Визит ваш не был записан, так что справиться негде. Доктор Амадейро, кажется, думает, что это было за девять месяцев до рождения вашего сына.

— За шесть месяцев.

— Докажите.

— Даю слово.

— Этого недостаточно.

— Ну тогда… Дэниел, ты был там со мной, когда я виделась с Илайджем Бейли?

— Мадам Глэдия, это было за сто семьдесят три дня до рождения Вашего сына.

— Как раз за шесть месяцев до родов.

— Этого мало, — сказал Мандамус.

Глэдия вздернула подбородок.

— У Дэниела идеальная память, а свидетельства роботов считаются доказательством в судах Авроры.

— Это дело не для суда, а память Дэниела ничего для Амадейро не значит, Дэниел создан Фастольфом и находился у Фастольфа почти два столетия. Мы не знаем, какие изменения в нем были произведены, не знаем, как инструктировали Дэниела в делах, связанных с доктором Амадейро.

— Подумайте вот о чем: земляне генетически совершенно отличны от нас. Мы практически разные образцы. И мы взаимно не даем потомства.

— Это не доказано.

— Хорошо, существуют генетические записи Даррела и Сантирикса. Сравните их. Если мой бывший муж не отец Даррела, генетические различия будут очень заметны.

— Генетические записи не показываются никому. Вы это знаете.

— Амадейро не смутят этические соображения. При его влиянии он увидит эти записи нелегально. Может, он боится, что его гипотеза не получит подтверждения?

— Он ни по каким причинам не нарушит право аврорца на личные тайны.

— Тогда уходите в космос и задохнитесь в вакууме. Если Амадейро не поддастся убеждениям, это его дело. Вы во всяком случае, должны были поверить, вот и убеждайте Амадейро, как хотите. Если это не удастся и ваша карьера повернется не так, как вам хочется, то уж, поверьте, меня это абсолютно не касается.

— Это меня не удивляет. На большее я и не рассчитывал. Что касается меня, то я убежден. Просто я надеялся, что вы дадите мне какое-нибудь материальное доказательство, чтобы я мог убедить Амадейро. Но его у вас нет.

Глэдия презрительно пожала плечами.

— Тогда я воспользуюсь другими методами, — сказал Мандамус.

— Я рада, что они у вас есть, — холодно произнесла Глэдия.

Он сказал тихо, как бы боясь, что его подслушают:

— Есть. Очень мощные методы.

— Прекрасно. Я думаю, вы попытаетесь шантажировать Амадейро. За ним, наверное, есть многое, по поводу чего его можно шантажировать.

Мандамус вдруг нахмурился.

— Не глупите.

— Теперь можно идти, — сказала Глэдия. — Я достаточно терпела вас. Убирайтесь из моего дома?

Мандамус поднял руки.

— Подождите! Я с самого начала сказал, что у меня были две причины увидеть вас: личное дело и государственное. Я потерял слишком много времени на первое и прошу вас уделить мне пять минут на второе.

— Я даю вам пять минут, но не больше.

— Еще кто-то хочет увидеть вас, землянин, или» во всяком случае, потомок землян, житель одного из Поселенческих миров.

— Скажите ему, что никто из землян и их потомков-переселенцев не допускаются на Аврору, и отошлите его прочь.

— К сожалению, мадам, за последние два столетия равновесие сил несколько изменилось. У землян больше планет, чем у нас, а население у них всегда было больше. У них больше космических кораблей, хотя и не таких первоклассных, как у нас, и из-за короткой жизни и плодовитости земляне, видимо, более готовы умирать, чем мы.