Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

— Нет, Хэн, я должна его увидеть. Но я боюсь ехать одна. Вы поедете со мной?

Фастольф слегка улыбнулся:

— Меня не приглашали, Глэдия. Да и в любом случае я вынужден был бы отказаться. В Совете будет важное голосование. Это государственное дело, и я не могу отсутствовать.

— Бедный Хэн!

— Да уж, действительно, бедный я! Но вы не можете ехать одна. Насколько мне известно, вы не пилот.

— О, но я думала, меня отвезут…

— На коммерческом транспорте?

Фастольф покачал головой:

— Это абсолютно невозможно. Если вы воспользуетесь коммерческим транспортом, это значит, вы открыто посещаете земной корабль на орбите, а для этого потребуется специальное разрешение, и на это уйдет не одна неделя. Если вы не хотите ехать, Глэдия, вам не придется мотивировать ваш отказ нежеланием видеть Бейли: бумажная волокита займет много времени, а Бейли, конечно, не может ждать так долго.

— Но я очень хочу видеть его, — решительно возразила Глэдия.

— В таком случае, можете взять мой личный космический корабль и возьмите с собой Дэниела. Он прекрасно управляет им, и, так же как и вы, будет рад повидать Бейли. О путешествии мы никому не сообщим.

— Но у вас могут быть неприятности, Хэн.

— Будем надеяться, что никто не узнает или сделают вид, что не узнали. А если кто-нибудь и поднимет шум, я все улажу.

Глэдия задумчиво опустила голову.

— Простите меня, Хэн, что я так эгоистична и могу навлечь на вас неприятности, но я хочу поехать.

— Ну и поезжайте.

Корабль был маленький, меньше, чем предполагала Глэдия, вообще-то удобный, но в некоторых отношениях пугающий. Он был слишком мал, чтобы иметь аппараты псевдогравитации, и ощущение невесомости некоторое время побуждало Глэдию к забавной гимнастике и постоянно напоминало, что она находится в ненормальном окружении. Она была космониткой. Все пять миллиардов космонитов, живших на пятидесяти мирах, гордились этим названием. Но многие ли из называвших себя космонитами и в самом деле были космическими путешественниками? Очень немногие. Процентов восемьдесят никогда не покидали мир своего рождения, да и из оставшихся двадцати процентов вряд ли кто-нибудь проходил через космос более двух-трех раз. Какая она космонитка, как угрюмо думала Глэдия. Она всего один раз прошла через космос — с Солярии на Аврору семь лет назад. Теперь она летит на маленькой космической яхте всего лишь за пределы атмосферы, на какие-нибудь сто тысяч километров, с особой — нет, даже не с особой — с компаньоном. Она быстро взглянула на Дэниела, сидевшего в маленькой пилотской кабине…

Она никогда еще не была нигде всего с одним роботом. На Солярии в ее распоряжении всегда были сотни и тысячи, на Авроре — десятки, а здесь всего один.

— Дэниел!

— Да, мадам Глэдия!

Он не отводил глаз от управления.

— Ты рад, что снова увидишь Илайджа Бейли?

— Не знаю, мадам Глэдия, как лучше описать мое внутреннее состояние. Наверное, оно аналогично тому, что люди описали бы как радостное.

— Но что-то ты чувствуешь?

— Я чувствую, словно я могу принимать решения быстрее обычного. Мои ответы приходят легче, движения требуют меньше энергии. Я мог бы назвать это чувством благополучия.

— А если бы я сказала, что хочу видеть его одна?

— Так и было бы сделано.

— Даже если бы это означало, что ты не увидишь его?

— Да, мадам.

— Но это тебя разочарует? Я хочу сказать, у тебя будет ощущение, противоположное благополучию?

— Нет, мадам.

Глэдия сама удивлялась своему любопытству. Ей никогда не приходило в голову спрашивать о таких вещах обычного робота. Робот — машина. Но она никогда не могла думать о Дэниеле как о машине, так же, как пять лет назад не могла считать машиной Джандера. Но с Джандером это был только взрыв страсти, который исчез вместе с ним. При всем сходстве с Джандером, Дэниел не мог бы зажечь пепел. Тут была область интеллектуального любопытства.

— А тебе не неприятно быть так связанным Законами?

— Я не представляю себе ничего иного, мадам.

— Я всю жизнь была связана гравитацией, даже во время моего первого путешествия на космическом корабле, но я могу представить себя не связанной ею. И здесь я и в самом деле не связана.

— Вас это радует, мадам?

— В каком-то смысле — да.

— Это не доставляет вам неудобства?

— Ну, в каком-то смысле, и это тоже.

— Иногда, мадам, когда я думаю, что человек несвязан Законами, это причиняет мне неудобство.

— Почему, Дэниел? Ты когда-нибудь пытался продумать до конца, почему мысль об отсутствии законов дает тебе чувство неудобства?

Дэниел помолчал и сказал:

— Я пытаюсь, мадам, но думаю, что стал задумываться о таких вещах только после краткого сотрудничества с партнером Илайджем. Он имел манеру…

— Да, я знаю. Он размышлял обо всем. Его неугомонность тянула его задавать вопросы всегда и во всех направлениях.

— Похоже, что так. Я пытаюсь подражать ему, задаю вопросы. Я спрашиваю себя, на что похоже отсутствие Законов, к не могу себе этого представить, разве что это похоже на человека, и это заставляет меня ощущать неловкость. Я спрашиваю себя, как вы спросили меня, почему у меня такое ощущение.

— И что же ты себе ответил?

— После долгого времени я решил, что Три Закона управляют поведением моих позитронных путей. В любое время, при любых условиях Законы определяют направление и интенсивность позитронного потока по этим путям, и я всегда знаю, что делать. Однако, уровень этого знания не всегда одинаков. Бывает, что мое «делать как должно» находится под меньшим принуждением, чем в других случаях. Я всегда замечаю это понижение потенциала и последующей отступление от уверенности, какое именно действие следует предпринимать. Чем дальше я отхожу от уверенности, тем я ближе к болезненному состоянию. Принятые решения за миллисекунду вместо наносекунды вызывают очень тяжелое ощущение. «А что, — подумал я, — я был бы совсем без Законов, как человек? Что, если бы я вообще не имел ясного решения, как ответить на те или иные обстоятельства?. Это невозможно перенести, и у меня не было желания даже думать об этом.

— Но ты все-таки думал, Дэниел, и сейчас думаешь.

— Только из-за своего сотрудничества с партнером Илайджем, мадам. Я наблюдал за ним в условиях, когда он какое-то время не мог решиться на действие, потому что его сбивала запутанность проблемы. В результате он явно бывал больным, и я тоже чувствовал себя больным, потому что ничем не мог облегчить для него ситуацию. Вероятно, я чувствовал лишь малую часть того, что испытывал он. Если бы я ухватил больше и лучше понял бы последствия его неспособности решиться на действие, я, наверное…

Он заколебался.

— Перестал бы функционировать? Дезактивировался? — спросила Глэдия.