Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

Глэдия тут же вспомнила исторические романы, какими увлекались на Авроре (все они неизменно рассказывали о примитивной Земле, что было довольно странно для мира, ненавидящего землян), и подумала: «Вот изображение пуританина». Она почувствовала себя утешенной и почти улыбалась. Пуритане обычно изображались злодеями, и, был ли этот Мандамус злодеем или нет, он вполне подходил для этой роли. Но его голос разочаровал Глэдию: он был мягким и заметно музыкальным. Чтобы выдержать стереотип, он должен был быть гнусавым. Мандамус сказал:

— Миссис Гремионис?

Она снисходительно улыбнулась и протянула руку.

— Доктор Мандамус, пожалуйста, называйте меня Глэдией. Меня все так зовут.

— Я знаю, что вы пользуетесь личным именем в профессиональном…

— Я пользуюсь им во всех случаях. А брак мой был расторг нут по обоюдному согласию несколько десятилетий назад.

— Он, кажется, существовал долгое время?

— Очень долгое, и был очень удачным, но даже большие удачи приходят к концу.

— О, да, — сентенциозно сказал Мандамус, — продолжение после конца может сделать удачу провалом.

Глэдия кивнула.

— Мудро сказано для такого мудрого человека. Не пройдем ли мы в столовую? Завтрак готов, а я и так заставила вас ждать слишком долго.

Только когда Мандамус повернулся и пошел с ней, Глэдия заметила двух роботов, сопровождавших его. Ни один аврорец и подумать не мог выйти куда бы то ни было без роботов. Но пока роботы стояли неподвижно, их никто не замечал. Мельком взглянув на них, Глэдия заметила, что они последней модели, явно очень дорогие. Их псевдоодежда была первоклассной, хотя дизайн был не во вкусе Глэдии. Она против воли восхитилась. Надо будет узнать, кто конструировал эту одежду: похоже, появился новый солидный конкурент. Она восхищалась тем, что стиль псевдоодежды был у обоих роботов один, но в то же время резко индивидуален для каждого. Их никак нельзя было спутать. Мандамус уловил ее быстрый взгляд и точно перевел ее впечатление:

— Эко-дизайн моих роботов создал один молодой человек в Институте, но не создал еще имени для себя. А ведь он хорош, как, по-вашему?

— Бесспорно, — ответила Глэдия.

Она разочарованно подумала: «А он умен».

Глэдия не рассчитывала на деловую беседу за завтраком. Говорить о чем-то, кроме пустяков, за едой считалось полной невоспитанностью. Она предполагала, что Мандамус не силен в легкой беседе. Говорили, конечно, о погоде, о недавних дождях, которые, к счастью, кончились, о предполагавшемся сухом сезоне. Было почти обязательно восхищение домом хозяйки, и Глэдия принимала его с полагавшейся скромностью. Она ничем не облегчала напряженность гостя и предоставляла ему самому подыскивать сюжет для беседы. Наконец, его глаза упали на Дэниела, неподвижно стоявшего в нише, и Мандамус сумел преодолеть свое аврорское безразличие и заметить его:

— А это, наверное, знаменитый Р. Дэниел Оливо? Его ни с кем не спутаешь. Замечательный образец.

— Да, замечательный.

— Он теперь ваш, кажется, по завещанию Фастольфа?

— Да, по завещанию доктора Фастольфа, — сказала Глэдия с легким подчеркиванием.

— Меня поражает, что работа Института над человекоподобными роботами провалилась, хотя сначала шла. Вы никогда не задумывались над этим?

— Я слышала об этом, — осторожно ответила Глэдия.

Неужели он пришел сюда из-за этого?

— Но я не уверена, что мне стоило тратить время на подобные размышления.

— Социологи все еще пытаются понять это. Конечно, мы в Институте впадаем в отчаяние: похоже, что это естественный процесс. Но кое-кто из нас думает, что Фа… что доктор Фастольф каким-то образом причастен к этому.

Глэдия подумала, что второй раз он не сделал ошибки, и зло сузила глаза, решив, что он пришел расследовать материальные убытки от бедного доброго Хэна. Она резко сказала:

— Только дурак может так подумать. Если и вы так думаете, я не смягчу для вас этого выражения.

— Я не из тех, кто так думает, в основном потому, что не вижу, каким образом доктор Фастольф мог бы привести это дело к фиаско.

— А почему кто-то должен был сделать? Важно, что народ не хочет таких роботов. Робот, выглядевший, как мужчина, конкурирует с мужчиной, причем, конкурирует очень уж близко, а это не нравится. Аврорцы явно не хотят конкуренции.

— Сексуальной конкуренции? — спокойно спросил Мандамус.

На момент Глэдия встретилась с ним взглядом. Неужели он знает о ее бывшей когда-то любви с роботом Джандером? Впрочем, что такого, если и знает!? Лицо его, казалось, не выражало ничего такого, что скрывалось бы за его словами. Наконец, она сказала:

— Конкуренция во всех отношениях. Если доктор Фастольф и создал такое впечатление, то лишь тем, что конструировал своих роботов по образцу человека, но и только.

— Я вижу, вы думали об этом деле, — сказал Мандамус. — Социологи считают, что страх перед конкуренцией послужил просто оправданием. Однако, этого страха недостаточно, а других причин для отвращения, похоже, нет.

— Социология не точная наука, — сказала Глэдия.

— Не совсем так.

Глэдия пожала плечами. Помолчав, Мандамус продолжал:

— Во всяком случае, это здорово задерживает нас в организации колонизационных экспедиций. Без человекоподобных роботов, мостящих дорогу…

Завтрак еще не кончился, но Глэдии было ясно, что Мандамус не может больше избегать нетривиальной беседы.

— Мы должны полететь сами, — сказала она.

На этот раз Мандамус пожал плечами:

— Это слишком трудно. К тому же, эти короткоживущие варвары с Земли с разрешения вашего доктора Фастольфа ринулись на все планеты, какие видели, словно рой пчел.

— Осталось еще немало планет, миллионы. А если земляне могут это сделать…

— Они-то, конечно, могут, — с неожиданным пылом сказал Мандамус. — Это стоит жизней, а что им жизнь? Потеря какого то десятилетия, и только, а их миллиарды. Если в процессе колонизации умирает миллион, кто это заметит, кому это важно?

— Я уверена, что им важно.

— Вздор) Наша жизнь долгая, следовательно, более ценная, и мы, естественно, больше дорожим ею.

— Поэтому мы и сидим здесь и ничего не делаем, а только толкаем земных поселенцев рисковать своими жизнями и в результате унаследовать всю Галактику.

У Глэдии не было предубеждения против переселенцев, но она была в настроении противоречить Мандамусу, и не могла удержаться, хотя чувствовала, что ее слова могут быть расценены как убеждения. К тому же, она слышала подобные вещи от Фастольфа в его последние годы, годы его упадка.

По сигналу Глэдии стол быстро очистили. Завтрак мог бы продолжаться, но разговор и настроение стали совершенно неподходящими для цивилизованного принятия пищи. Они вернулись в гостиную. Его роботы, так же, как Дэниел и Жискар, последовали за ними и заняли свои ниши. Мандамус не обратил никакого внимания на Жискара, да и с чего бы, как подумала Глэдия. Жискар был старомодным, примитивным, совершенно не впечатляющим по сравнению с Прекрасными образцами Мандамуса. Она села и скрестила ноги, хорошо зная, что они еще сохранили юношеский вид.