Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

Сначала Фастольф решил прибыть в Институт без сопровождения роботов. Он хотел выставить себя без какой-либо защиты, так сказать, голым в центре все еще сильного вражеского лагеря. Это могло быть признаком человечности и доверия, но так же полнейшей самоуверенности, и Амадейро должен был понять это. Фастольф совершенно один продемонстрировал бы убежденность, что Амадейро со всеми ресурсами Института и его штата не посмеет коснуться своего единственного врага, явившегося беспечно и без защиты прямо в волчью пасть. Но затем Фастольф, сам не зная, почему велел Жискару сопровождать его.

Амадейро, похоже, несколько потерял в весе с тех пор, как Фастольф последний раз видел его, но все равно остался могучим типом, высоким и плотно сложенным. Он утратил свою самоуверенную улыбку, всегда отличавшую его. Когда он при появлении Фастольфа пытался изобразить ее, она более напоминала звериный оскал, сливавшийся со взглядом мрачной неудовлетворенности.

— Ну, Келдин, — сказал Фастольф, — мы не часто видимся друг с другом, несмотря на то, что мы уже четыре года коллеги.

— Бросьте это показное благодушие, Фастольф, — сказал Амадейро раздраженным низким рыком, — и называйте меня Амадейро. Мы коллеги только по названию, и я не скрываю и никогда не скрывал своей уверенности, что ваша иностранная политика убийственная для нас.

Три робота Амадейро, крупные, сверкающие, присутствовали здесь, и Фастольф посмотрел на них, подняв брови.

— У вас хорошая защита, Амадейро, от одного мирного человека с его единственным роботом.

— Вы прекрасно знаете, что они не нападут на вас. А почему вы пришли с Жискаром, а не с вашим шедевром Дэниелом?

— Не безопаснее ли держать Дэниела подальше от вас, Амадейро?

— Шутить изволите? Я больше не нуждаюсь в Дэниеле. Мы делаем собственных человекоподобных роботов.

— На базе моих чертежей.

— С улучшениями.

— Однако, вы их не используете. Вот поэтому я и пришел к вам. Я знаю, что мое положение в Институте чисто номинальное, что даже мое присутствие нежелательно, не говоря уже о моих мнениях и рекомендациях. Однако я, как член Института, протестую против вашего нежелания использовать человекоподобных роботов.

— А как, по-вашему, мы должны их использовать?

— Предполагалось послать человекоподобных роботов открывать новые миры, на которые космониты со временем будут эмигрировать, когда эти миры будут устроены и полностью пригодны для обитания, не так ли?

— Именно против этого вы и выступали, не так ли?

— Да, выступал. Я хотел, чтобы космониты сами эмигрировали на новые планеты и сами обустраивали их. Этого, однако, не произошло, и, как я теперь вижу, вряд ли произойдет. Тогда давайте пошлем человекоподобных роботов. Это все же лучше, чем ничего.

— Все ваши альтернативы обратились в ничто с тех пор, как в Совете восторжествовала ваша точка зрения. Космониты не поедут на грубые, неустроенные планеты, и им, похоже не нравятся человекоподобные роботы.

— Вы вряд ли дали космонитам шанс полюбить их. Земляне начали заселять новые планеты, даже грубые и неустроенные, и делают это без помощи роботов.

— Вы прекрасно знаете разницу между землянами и нами. Их восемь миллиардов на Земле, плюс множество поселенцев.

— А нас пять с половиной миллиардов.

— Численность — не единственное различие. Они плодятся, как насекомые.

— Нет. Земное население было стабильным несколько столетий.

— Потенциальная возможность. Если они от души кинутся в эмиграцию, они легко могут производить по сто шестьдесят миллионов каждый год, и это число будет расти по мере завоевания новых миров.

— У нас есть биологическая способность производить по сто миллионов новых тел в год.

— Биологически — да, но не социологически. Мы долгоживущие и не хотим заменять себя так быстро.

— Мы можем послать большую часть новых тел на другие планеты.

— Они не поедут. Мы дорожим нашими телами, сильными, здоровыми, способными прожить в силе и здоровье почти четыре столетия. Земляне же не могут дорожить телами, которые изнашиваются менее, чем за столетие и страдают от болезней и дегенерации даже за этот короткий промежуток времени. Для них не имеет значения, если они будут ежегодно посылать миллионы на нищету и вероятную смерть. В сущности, даже сами эти жертвы не боятся нищеты на Земле. Эмигрирующие земляне улетают из своего зачумленного мира, хорошо зная, что хуже не будет. А мы, наоборот, ценим наши хорошо устроенные и уютные планеты, и нам нелегко покинуть их.

— Сколько раз я слышал эти аргументы! Не могу ли я указать, Амадейро, на простой факт, что Аврора была изначально грубым и неустроенным миром, а стала удобным и приемлемым, и так было с каждым Внешним Миром.

— Мне тоже до тошноты надоели все ваши аргументы, но я не устаю отвечать на них. Пусть Аврора была примитивной, когда ее только что заселили, но она была заселена землянами, а другие Внешние Миры заселялись если не землянами, то космонитами, которые еще не переросли свое земное наследие. Но теперь не те времена. То, что сделали тогда, нельзя сделать теперь.

Он хищно оскалился:

— Нет, Фастольф, вся ваша политика была направлена к сотворению Галактики, населенной одними землянами, в то время, как космониты должны увянуть. Теперь вы видите, что таки происходит. Вата знаменитая поездка на Землю два года назад была поворотным пунктом. Вы предали собственный народ, подтолкнув этих полулюдей к экспансии. Всего за два года они заняли двадцать четыре планеты и добавляют к ним новые.

— Не преувеличивайте. Ни один из Поселенческих Миров еще не пригоден к человеческой оккупации и не будет пригоден еще несколько десятилетий. И не все они окажутся подходящими, так что, когда ближайшие планеты будут заняты, шансы на дальнейшее заселение уменьшатся, и первоначальный поток спадет. Я одобрял экспансию, потому что рассчитывал также на нашу. Мы еще можем догнать их, если постараемся, и в здравом соревновании займем Галактику вместе.

— Нет, — сказал Амадейро. — То, что вы имеете в виду — самая деструктивная политика из всех возможных. Дурацкий идеализм. Экспансия односторонняя, и таковой останется, что бы мы ни делали. Земляне лезут безудержно, и их нужно остановить, пока они не стали слишком сильными.

— Как вы предлагаете это сделать? У нас с Землей договор о дружбе, и там особо оговорено, что мы не станем препятствовать их экспансии в космосе, пока они не трогают ни одной планеты на расстоянии двадцати световых лет от Внешнего Мира. И они строго соблюдают это.

— О договоре всем известно. Всякий знает, что ни один договор не станет соблюдаться, если он начинает действовать против национальных интересов более могущественной из подписавших его сторон. Я не признаю ценности этого договора.