Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

Какое-то время она жила в страхе, что ее муж будет настаивать на следующей поездке, но он ни разу не заговорил об этом. Видимо, он пришел к тому же решению и, возможно, тоже боялся, что она захочет путешествовать.

В этом не было ничего необычного. Аврорцы — да и вообще космониты — предпочитали оставаться дома.

Их планеты, их дома были достаточно комфортабельны, и в конце концов, что может быть лучше, когда о вас заботятся ваши собственные роботы, понимающие каждый ваш сигнал, и вам даже не надо говорить о ваших желаниях.

Она поежилась. Что имел в виду Д.Ж., когда говорил об упадке роботехнического общества?

Но вот она снова в космосе и на земном корабле.

Она мало что видела на нем, но то, что она видела, ей страшно не понравилось. Тут, кажется, ничего не было, кроме прямых линий, острых углов и гладкой поверхности. Все „лишнее“, видимо, исключалось, словно может существовать одна только функциональность. Хотя она и не знала назначения того или иного предмета на корабле, она чувствовала, что от него больше ничего не требуется, что ничто не может вмешиваться в кратчайшее расстояние между двумя точками.

На всех аврорцах и вообще космонитских вещах все было слоями. Основой была функциональность — если не считать чистого орнамента — то поверх шло то, что удовлетворяло глаз и чувства, а поверх этого нечто, удовлетворявшее дух. Насколько же это было лучше! Это представляло такое изобилие человеческого творчества, что космониты просто не могли жить в неукрашенной Вселенной, и разве это плохо?

Неужели будущее принадлежит повсеместной геометрии? Или поселенцы просто еще не усвоили сладости жизни?

Но если в жизни так много сладости, почему же ей, Глэдии, так мало досталось?

Ей нечего было делать на борту, кроме как размышлять над такими вопросами и отвечать на них себе самой. Этот Д. Ж., варварский потомок Илайджа, вбил их ей в голову своим спокойным утверждением, что Внешние Миры умирают, хотя сам видел даже за короткое время пребывания на Авроре, что планета находится в полном здравии и безопасности.

Она пыталась отвлечься от своих мыслей голофильмами, которыми ее снабдили, с умеренным любопытством следила, как события торопливо следовали одно за другим — все фильмы были приключенческими — оставляя мало времени для разговора и еще меньше для мысли и радости. Очень похоже на их изделия.

Д.Ж. вошел в середине одного такого фильма. Его приход не был для нее неожиданностью, роботы предупредили ее и не пустили бы его, если бы она не была расположена его принять. Дэниел вошел с ним.

— Ну, как вы тут? — спросил Д.Ж.

Когда она дотронулась до контакта, и изображение исчезло, он добавил:

— Не выключайте, я посмотрю вместе с вами.

— Не обязательно. С меня хватит.

— Вам тут удобно?

— Не очень. Я… изолирована.

— Простите. Но и я был изолирован на Авроре. Моим людям не разрешили выйти вместе со мной.

— И теперь вы взяли реванш?

— Отнюдь. Во-первых, я позволил вам взять с собой двух ваших роботов и по вашему выбору. Во-вторых, дело не во мне, а в моем экипаже. Они не любят космонитов и роботов. Но почему вы недовольны? Эта изоляция уменьшает ваш страх перед заразой.

— Может, я уже слишком стара, чтобы бояться заразы. Я часто думаю, что прожила уже достаточно долго. К тому же, у меня есть перчатки, носовые фильтры и, если понадобится, маска. И я сомневаюсь, что вы хотели бы прикоснуться ко мне.

— И никто другой не захочет, — сказал он неожиданно упрямо.

Его рука коснулась какого-то предмета на правом бедре.

Ее глаза проследили за этим движением.

— Что это?

Он улыбнулся.

— Оружие, — сказал он.

Он вытащил его за рукоятку.

Прямо перед Глэдией был тонкий цилиндр сантиметров пятнадцати длиной. В нем не было никакого видимого отверстия.

— Это убивает людей?

Она протянула руку к цилиндру.

Д.Ж. быстро отвел ее назад.

— Никогда не тянитесь к чужому оружию, миледи. Это не просто дурной тон — хуже, потому что поселенцы привыкли моментально реагировать на такой жест, и вы можете пострадать.

Глэдия, широко открыв глаза, убрала руки за спину.

— Не угрожайте, Диджи. Дэниел не имеет чувства юмора в этом отношении. На Авроре не найдется такого варвара, кто носил бы оружие.

— Видите ли, у нас нет роботов, чтобы защищать нас. Этот аппарат не убивает. В каком-то смысле он делает худшее. Он производит вибрацию, которая стимулирует нервные окончания, ответственные за чувство боли. Он вредит много сильнее, чем вы можете себе представить. Никто добровольно не согласится испытать это второй раз, и те, кто носит такое оружие, редко применяют его. Мы называем его нейронным хлыстом.

— Отвратительно) У нас роботы, но они никогда не причиняют никому вреда, разве что в крайнем случае, и то вред минимальный.

ДЖ пожал плечами.

— Это звучит весьма цивилизованно, но лучше немного боли, немного убийства, чем распад духа, вызываемый роботами. Кстати, нейронный хлыст не предназначен для убийства, а у вашего народа на космических кораблях есть оружие, которое может вызвать массовую смерть и разрушения.

— Потому что мы воевали на заре нашей истории, когда наследство Земли было сильно в нас, но потом мы научились лучшему.

— Вы пользовались этим оружием и на Земле, и после.

— Это… — начала она.

Затем она закрыла рот.

ДЖ кивнул.

— Я знаю. Вы собирались сказать „Это другое дело“. Подумайте над этим, миледи, и не удивляйтесь, что моя команда не любит космонитов. И я не люблю. Но вы нужны мне, миледи, поэтому я отгоняю свои эмоции.

— Как я могу быть полезной вам?

— Вы солярианка.

— Вы упорно твердите это. Прошло более двух столетий. Я не знаю, какова теперь Солярия. Я ничего не знаю о ней. Каков был Бейлимир два столетия назад?

— Он не существовал тогда, но Солярия существовала, и я надеюсь, что вы вспомните что-нибудь полезное. Он встал, поклонился с насмешливой вежливостью и вышел.

Некоторое время Глэдия молчала, потом сказала:

— А он не слишком вежлив, верно?

— Мадам Глэдия, — сказал Дэниел — поселенец явно в напряжении. Он идет к планете, где погибли два корабля и убиты их экипажи. Он и его экипаж идут к большой опасности.

— Ты всегда защищаешь любое человеческое существо, Дэниел. Опасность для меня тоже, и я хотела бы с ней встретиться, но это не заставляет меня грубить.

Дэниел не ответил.

— Ну, может, и заставляет. Я была чуточку груба?

— Я думаю, поселенец не обиделся. Могу я посоветовать вам, мадам, приготовиться ко сну? Уже поздно.

— Ладно, я лягу, но вряд ли усну.

— Друг Жискар уверяет меня, что вы уснете, мадам, а он обычно бывает прав в таких вещах.

Она в самом деле уснула.

Дэниел и Жискар стояли в темноте в каюте Глэдии.