Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

— Да?

Чуть заметная насмешка промелькнула в голосе Д. Ж.

— Да! Я могу влиять на людей. Я могу выбрать дело и сделать его своим. Я выбрала такое дело. Я хочу предупредить войну. Я хочу, чтобы Вселенную заселили и космониты и поселенцы одинаково. Я хочу работать над этим, чтобы после меня история изменилась благодаря мне, и люди сказали бы: «Если бы не она, все могло быть гораздо хуже».

Она повернула к Д. Ж. сияющие лицо.

— Понимаете ли вы, что значит после двух с лишним столетий безделья получить шанс стать кем-то, узнать, что жизнь вовсе не пуста и бессодержательна, что есть в ней нечто удивительное, стать счастливой много времени спустя после того, как была утрачена всякая надежда на счастье?

— Но вы этого ничего не получите на Бейлимире, мадам, — сказал Д. Ж. чуточку смущенно.

— Я не получила бы этого на Авроре. Там я всего только солярианская женщина, эмигрантка. На Поселенческом Мире я космонитка — нечто необычное.

— Однако, вы много раз и очень настойчиво утверждали, что хотите вернуться на Аврору.

— Некоторое время назад — да, но сейчас я не говорю этого, Диджи. Теперь я не хочу возвращаться.

— Это могло бы сильно повлиять на вас. Но Аврора желает вашего возвращения. Так она нам заявила.

Глэдия оторопела:

— Они хотят этого?

— Официальное письмо из кабинета Председателя Авроры требует вас. Мы бы рады оставить вас, но Директор решил, что это может вызвать межзвездный кризис. Я не согласен с этим, но мне приказали.

Глэдия нахмурилась.

— Зачем я им? Я жила на Авроре больше двух столетий, и мною ни разу не интересовались. Может, они теперь рассматривают меня как единственный способ остановить надзирателей на Солярии? Как вы думаете?

— Такая мысль приходила мне в голову; миледи.

— Но я не могу. Одну надзирательницу я оттаскивала за волосы, но никогда не смогу повторить того, что сделала. Я знаю, что не смогу. Кроме того, зачем им высаживаться на планету? Они могут уничтожить надзирателей издали, раз они теперь знают, каковы эти надзиратели.

— Дело в том, что послание с Авроры с требованием вернуть вас было послано задолго до того, как на Авроре могли узнать о вашем конфликте с надзирательницей. У них какая-то другая причина требовать вас обратно.

— Ох!

Она выглядела совершенно ошеломленной, но затем снова оживилась:

— Мне наплевать на их причины. Я не хочу возвращаться. У меня есть здесь работа, и я собираюсь продолжать ее.

Д. Ж. встал:

— Рад слышать это от вас, мадам Глэдия. Я надеялся, что вы почувствуете что-нибудь вроде этого. Я обещаю вам, что сделаю все возможное, чтобы взять вас с собой, когда оставлю Аврору. Однако сейчас я должен ехать на Аврору, и вы должны ехать со мной.

Глэдия следила за исчезающим Бейлимиром с совершенно иными эмоциями, чем были у нее, когда она приближалась к этой планете. Да, это действительно был холодный, серый, жалкий мир, каким он и казался с самого начала, но в нем была жизнь и тепло народа, реальные; основательные. Солярия, Аврора, другие Внешние Миры, которые она посещала или видела по гипервидению, все казались неполноценными, наполненными нематериальным народом. Много или мало было жителей на Внешнем Мире, они распространялись, как молекулы газа, и заполняли планету. Казалось, будто космониты отталкиваются друг от друга. Глэдия мрачно подумала, что так оно и есть. Космониты всегда отталкивали ее. Она привыкла к такому отдалению на Солярии, но даже на Авроре, где она сначала так неудачно экспериментировала с сексом, последний радовавший аспект его был близостью по необходимости. Исключение — с Илайджем. Но Илайдж не был космонитом.

Бейлимир был не такой. Наверное, все Переселенческие Миры не такие. Поселенцы держатся вместе, вокруг них масса необитаемых мест, но это до тех пор, пока возросшее население не заполнит их. Поселенческий Мир — это мир людских кучек из камешков или булыжников, но не из газа. Почему так? Из-за роботов? Они уменьшают зависимость одних людей от других. Они заполняют промежутки. Они являются изоляционным материалом, уменьшающим естественную тягу людей друг к другу, так что вся система оказывается в изоляции. Да, конечно. Нигде не было столько роботов, как на Солярии, и изоляционный эффект был так велик, что люди стали инертными и почти не общались между собой. «Куда же ушли соляриане? — думала Глэдия, — и как они живут?» Долгая жизнь тоже, наверное, играла роль. Как может человек иметь эмоциональные привязанности, если они после многих десятилетий превратятся в озлобленность? Или, если человек умрет, как другой будет переносить утрату в течение многих десятилетий? Поэтому человек учится не иметь эмоциональных привязанностей и сам себя помещает в изоляцию. С другой стороны, короткоживущие не могли бы так легко пережить очарование жизни. Когда поколения сменяются так быстро, клубок очарования перебрасывается из рук в руки, даже не касаясь земли. Она недавно говорила Д.Ж., что ей нечего делать или знать, что она испытала Все и передумала обо всем, и ей осталась только скука. Ей никогда даже не снилось, что она будет стоять перед толпой людей, говорить перед морем голов и слышать ответ в бессловесных звуках, смешаться с такой толпой, стать единым громадным организмом. А сколько еще такого, о чем она не знала, не подозревала, несмотря на всю долгую жизнь! Что еще можно испытать?

Дэниел мягко сказал:

— Мадам Глэдия, капитан ДЖ сигнализировал, что хочет войти.

— Впусти его.

ДЖ вошел.

— Я думал, что вас нет дома.

Глэдия улыбнулась:

— Можно сказать и так. Я погрузилась в размышления. Со мной это иногда случается.

— Счастливая женщина) Мои мысли никогда не бывают столь широки, чтобы я в них затерялся. Ну, вы примирились с посещением Авроры, мадам?

— Нет. Среди мыслей, в которых я потерялась, была и та, что я все еще не могу понять, зачем вам ехать на Аврору. Дела ведь не только в том, чтобы отвезти меня: это мог сделать любой грузовой корабль.

— Могу я сесть, мадам?

— Конечно. И нечего спрашивать, капитан. Я хотела бы, чтобы вы перестали обращаться со мной, как с аристократкой. Это становится утомительным. А если это ироническое указание на то, что я космонитка, тогда еще хуже. Я даже предпочла бы, чтобы вы звали меня Глэдией.

— Вы, кажется, хотите отказаться от вашей космонитской сущности?

— Я просто хочу забыть о несущественных различиях.

— Несущественных? Ваша жизнь в два раза длиннее моей.

— Как ни странно, я даже считала это досадной невыгодой для космонитов. Скоро мы достигнем Авроры?

— На этот раз обходных маневров не будет. Через несколько дней делаем Прыжок, и там два-три дня — и Аврора.

— А зачем вам ехать. на Аврору, Диджи?