Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

— Он не стал бы оплакивать вас, да? Но вам, надо полагать, никто не сказал: «Поезжайте с этим дураком-поселенцем, и мы порадуемся, что вас там убьют»?

— Нет. Мне сказали, что вы страшно нуждаетесь в моей помощи, что в настоящее время существует политика сотрудничества с Поселенческими Мирами, и для Авроры будет великим благом, если я по возвращении сообщу обо всем, что происходит на Солярии.

— Да, конечно, они должны были сказать так. Но когда, вопреки их ожиданиям, наш корабль вернулся, а аврорский погиб, им, конечно, захотелось узнать из первых рук о происшедшем. Следовательно, когда я увез вас на Бейлимир вместо Авроры, они взвыли и потребовали вашего возвращения. Так вполне могло быть. Но сейчас-то им известна вся история, так зачем им вы? Хотя они это знают из гипервидения Бейлимира, и, может быть, не принимают на веру. Но все-таки…

— Что все-таки, Диджи?

— Все-таки инстинкт мне говорит, что в их послании сквозит желание не только послушать ваш рапорт. За настойчивостью требования, мне кажется, скрывается что-то другое.

— Но ничего другого не может быть, — сказала Глэдия.

— Хотел бы я знать, — задумчиво ответил Д.Ж.

— Я тоже хотел бы знать, — сказал ночью Дэниел из своей ниши.

— О чем, друг Дэниел? — спросил Жискар.

— Об истинном значении послания с Авроры, требующего возвращения леди Глэдии. Мне, как и капитану, желание получить рапорт кажется не вполне достаточным.

— У тебя есть альтернативное предположение?

— Есть одна мысль.

— Могу я узнать ее?

— Мне думается, что в требовании Совета Авроры содержится нечто большее, чем говорится; и они, возможно, желают видеть не мадам Глэдию.

— Кого же они еще могут получить, кроме мадам Глэдии?

— Друг Жискар, мыслимо ли, чтобы леди вернулась без нас?

— А зачем мы с тобой нужны Совету Авроры?

— Я им не нужен, а ты уникален, потому что можешь чувствовать мозг.

— Так-то так, друг Дэниел, но они этого не знают.

— А не может быть так, что после нашего отъезда они каким то образом обнаружили, что это факт, и горько пожалели, что отпустили нас?

— Нет этого не может быть, — без колебаний сказал Жискар.

— Откуда им это узнать?

— Я размышлял в этом отношении, — осторожно сказал Дэниел. — Ты вовремя своего давнего визита на Землю с доктором Фастольфом ухитрился исправить несколько земных роботов и дал им ограниченные умственные способности, достаточные для того, чтобы продолжать свою работу — влиять на правительство Земли в смысле благоприятного отношения к заселению планет. Ты сам однажды так говорил мне. Таким образом, роботы на Земле способны к исправлению мыслей. Затем, как мы недавно предположили, Институт Роботехники Авроры послал гуманоидных роботов на Землю. Мы не знаем точно, с какой это было сделано целью, но во всяком случае, можно считать, что такие роботы наблюдают за событиями на Земле и сообщают на Аврору, Даже если аврорские роботы не могут чувствовать мозг, они могут посылать рапорты о том, что то или иное мнение или официальное лицо вдруг изменило свое отношение к Поселенчеству, и, может быть, как раз в то время, когда мы уезжали с Авроры, кого-то из власть имущих на Авроре осенило, что все это можно объяснить присутствием на Земле мысленаправляющих роботов. Возможно, такое присутствие можно связать либо с доктором Фастольфом, либо с тобой. Тогда аврорскому правительству станет ясно значение некоторых других событий, которые можно связать скорее с тобой, чем с доктором Фастольфом. В результате они отчаянно хотят получить тебя обратно, но не могут открыто требовать тебя, потому что это выдает факт их нового знания. Вот они и требуют леди Глэдию — естественное требование — зная, что если она вернется, то вместе с нами.

Жискар молчал долгую минуту.

— Рассуждение очень интересное, друг Дэниел, но кое-что в нем не клеится. Те роботы, которых я программировал, выполнили свою работу более столетия назад, и с тех пор бездеятельны, по крайней мере, в том, что касается мысленаправления. Больше того, Земля удалила роботов из городов в ненаселенную местность уже давно. Это означает, что человекоподобные роботы, посланные, как мы думаем, на Землю, не имели случая встретиться с моими мысленаправляющими роботами или даже узнать о них, тем более, что роботы давно не занимаются мысленаправлением. Так что совершенно невозможно, чтобы мои особые способности были обнаружены.

— А нет ли другого пути к их обнаружению?

— Нет, — твердо ответил Жискар.

— И все-таки хотел бы я знать, — сказал Дэниел.

Келдин Амадейро не имел иммунитета к человеческой язве памяти. Он был даже более чувствителен к ней, чем большинство людей. Кроме того, цепкость памяти сопровождалась необычайной интенсивностью глубины и незатухающей яростью и разочарованием. Два столетия назад все шло так хорошо! Он стал главой Института Роботехники и до сих пор оставался им. В течение одного триумфального момента ему казалось, что он наверняка получит полный контроль над Советом, смахнув своего главного врага, Хэна Фастольфа, и оставив его в беспомощной оппозиции. Если бы только… Он пытался не думать об этом, но его память снова и снова показывала ему все, словно мало ему было скорби и отчаяния. Если бы он победил, Земля так и осталась бы в изоляции и одиночестве, и он увидел бы, как она клонится к упадку, загнивает и в конце концов угасает в разложении. Почему бы и нет? Короткоживущему народу на больной перенаселенной планете лучше умереть, в сто раз лучше умереть, чем жить той жизнью, какую они заставили себя вести.

Внешние Миры, спокойные, безопасные, должны были распространяться дальше. Фастольф всегда уверял, что космониты живут слишком долго и слишком комфортабельно на своих роботизированных подушках, чтобы стать пионерами, и Амадейро показал бы его неправоту. Но победил Фастольф. В критический момент явного провала он каким-то непостижимым, невероятным образом вышел, так сказать, в свободное пространство, вынырнул из положения явного поражения и захватил победу. Это, конечно, был тот землянин, Илайдж Бейли… Но несовершенная в другом отношении память Амадейро всегда обходила землянина стороной. Амадейро не мог вспомнить ни его лицо, ни голос, ни поступки. Достаточно было одного имени. Два столетия не угасили ненависть Амадейро, ни на йоту не смягчили боль. В результате политики Фастольфа презренные земляне разлетелись со своей гнилой планеты и стали заселять один мир за другим. Вихрь земного прогресса ошеломил Внешние Миры и парализовал их. Сколько раз Амадейро обращался к Совету, указывая, что Галактика ускользает из космонитских пальцев, что Аврора тупо смотрит, как одна планета за другой захватывается низшей расой, что каждый год апатия крепче сжимает дух космонитов. «Поднимайтесь!» — призывал он. — «Смотрите, как растет их число! Смотрите, как множатся Поселенческие Миры! Чего вы ждете? Когда они возьмут нас за глотки?»