Пол Андерсон - Рассказы. Часть 2

Юкико бросилась открывать шлюз; тем временем Турекян скинул ксенолога на землю, сел на него верхом и выхватил бластер. Передний из орнитоидов был уже совсем близко. Когти правой ноги — не ноги, конечно, а руки — крепко сжимали изогнутый, наподобие ятагана, меч. Какое-то мгновение Турекян глядел прямо в золотые глаза этого отважного мужчины, пришедшего — прилетевшего — защитить свой дом, а затем выстрелил. Выстрелил в сторону.

Туземец умчался, оглушительно хлопая крыльями, и в тот же момент шлюз открылся. Первой влетела Юкико, за ней забрался внутрь, волоча за собой Уэбнера, Турекян. Несколько секунд они стояли и ждали, пока входной люк снова захлопнется.

По фюзеляжу бессильно стучали стрелы и дротики. На мгновение Турекян и Уэбнер обнялись, обоих колотила дрожь; затем пилот прошел вперед, к Юкико. Нужно было взлетать.

Когда представляешь себе — хотя бы отчасти — положение вещей, можно строить планы. Следующий контакт с обитателями Ифри, так называется эта планета по имени самого передового своего народа, мы организовали в тысяче километров от места злополучной стычки, слухи о которой, конечно же, разнеслись по всему нагорью. Когда мы подошли к этим людям осторожно, терпеливо, используя привычную их психике символику, они встретили нас с восторгом. Улетели мы довольно скоро, но за это время ифрианцы успели сделать столько соблазнительных коммерческих предложений, что у меня нет и тени сомнения — уже через несколько поколений эти летуны обзаведутся собственными космическими кораблями.

Но все же главный их инстинкт — территориальный, равно как у людей — половой, и лучше бы об этом никогда не забывать.

Причина в том, как проходила их эволюция. Собственно говоря, ходом эволюции объясняется любое побуждение любого живого существа из любого уголка Вселенной. Ифрианцы — существа плотоядные, хотя употребляют они и некоторые сладкие фрукты. Плотоядным требуется большая площадь для поддержания жизни одного индивидуума, чем травоядным или всеядным, несмотря на то что мясо калорийнее практически любой растительной пищи. Понять это легко — задумайтесь только, сколько места требуется для пропитания одной антилопы и сколько антилоп нужно для пропитания львиного правда. Ксенологи извели уйму бумаги на трактаты о корреляциях между диетой и генотипически обусловленной психикой софонтов.

Только сомневаюсь я что-то в ценности этих трудов. Во всяком случае, в них была упущена сама возможность существования расы, подобной ифрианцам, у которых обостренный территориальный инстинкт и крайний индивидуализм — со всеми вытекающими отсюда последствиями — имеют причиной непомерный телесный аппетит. А последствия, о которых я упомянул, очень велики и касаются социальной организации, нравов, искусства, религиозных верований — да всего, чего угодно.

При собственной своей массе не больше тридцати килограммов они способны поднять такой же вес в воздух, а без нагрузки летают с дикой скоростью, буквально как черти. Потому они и смогли организовать цивилизацию, не скучиваясь в городах. В городах живут по большей части преступники (им подрезают крылья) и рабы. Местные мудрецы начинают уже задумываться, что появление роботов покончит с такой практикой.

Где у них руки? Те самые когти, развившиеся в процессе эволюции в манипулятивные органы. А ноги? Да, когти на сгибах крыльев — ювенильная особенность, которая сохранилась и развилась — подобно тому, как большая голова и малое количество волос у человека ведут свое происхождение от структуры зародыша человекообразной обезьяны. Передняя часть скелета крыла состоит у ифрианцев из плечевой кости, радиальной и локтевой, примерно как и у настоящих птиц. В полете все они закрепляются, а на земле, когда крылья сложены, образуют нечто вроде «коленного» сустава. Ниже этого сустава имеется костистый отросток, образующий ногу, а скорее — лапу. Три сросшихся и необыкновенно удлиненных когтя откидываются назад, образуя закрылок, придающий жесткость остальной части огромного крыла и способный при необходимости обеспечить дополнительную опору. Взлетая, ифрианцы обычно делают сначала — до первого взмаха крыльями — стойку на руках. Это занимает менее секунды.

Да, конечно, на земле они очень медлительны и неуклюжи. Но ничего, выходят как-то из положения. Крупные, имеющие оружие, в любой момент готовые оседлать ветер, они не страшатся никаких хищников.

Остается, конечно, вопрос, а откуда берется энергия, бросающая этих гигантов в небо? Из окисления пищи, откуда же еще. Именно поэтому каждая семья нуждается в обширных охотничьих угодьях и пастбищах. Ограничительным фактором является поступление кислорода. Молекула, играющая в их крови роль гемоглобина, способна переносить кислорода больше, чем гемоглобин, но кислород этот нужно еще подать. Первым понял, как это делается, Турекян. У ифрианцев имеются легкие, пассивная система, примерно такая же, как у нас. Но, кроме того, они снабжены чем-то вроде форсажной камеры, развившейся из жаберного аппарата далеких амфибийных предков.

Накачиваемые, подобно кузнечным мехам, летательными мышцами, эти воздуховсасывающие органы позволяют сжигать топливо — а точнее, пищу — с необходимой быстротой.

Интересно, что ощущаешь, когда в тебе так буйно клокочет жизнь?

Помню, как Арам Турекян полуобнял Юкико Сачанскую за плечи, и они стояли под закатным небом, наблюдая прощальный танец, устроенный ифрианцами в нашу честь. По лицу девушки катились слезы.

— И я хочу летать, — всхлипывала она. — Летать, как они.

Вам следует запомнить: то, что вы сейчас услышите — величайшая тайна со времен Манхеттэнского проекта. Вашу жизнь мы прощупали с того дня, как вы вылезли из коротких штанишек….

Нет, черт возьми! Мы отнюдь не банда милитаристов, свихнувшихся от жажды власти. Думаете, мне не хочется кричать правду на весь мир?

Но она может подтолкнуть мир к войне, что означает гибель цивилизации.

Надеюсь, вы, как историк, поймете причины нашего молчания. Макиавелли — вот символ хладнокровия и реализма… И вам нет нужды объяснять мне, что он был всего лишь исключительно здравомыслящим патриотом. Я читал и «Государя», и «Рассуждения».

Честно скажу, мне странно ваше удивление. Да, мои знания математики и физики позволяют мне работать на «Астро», но разве это означает, что в остальном я должен выглядеть неотесанной деревенщиной? Я много путешествовал, сэр, и на музеи тратил времени не меньше, чем на кабаки.

Я допускал, что мои коллеги по лунной экспедиции именно по этой причине косо на меня поглядывают. Они оба отнюдь не роботы, но им пришлось выучить настолько много, что просто не верится, как такое количество знаний могло уместиться в одной человеческой голове. Если копнуть поглубже, они, попросту, боялись, что воспоминания о «Мадонне у скал» — конечно же, из Лондонского музея, она лучшая из Мадонн, — вытеснят мои знания орбитальных функций. Вот почему на генеральной репетиции я так уперся, решив рассказать им все, что я знаю по астрогации. Наверное, это задело Бэйрда.