Автор Неизвестен - Без названия

— Дайте посмотреть.

— А что, собственно говоря, такое, что-то я вас не пойму, Василий Васильевич.

«Ага, испугался, значит… точно он… может, он вооружен? Расстегну-ка я на всякий случай кобуру», — и Дубинин незаметно потянулся к кобуре и приоткрыл ее. Божив протянул участковому табель.

— Вы не волнуйтесь, Юрий Сергеевич, — сказал Дубинин, изучая документ, но краешком глаза все-таки посматривая за директором, — мне нужно кое-что сверить.

— А-а, я понял, вы насчет художника, — подытожил Божив.

— Правильно говорите, меня интересуют его точные рабочие и отпускные дни, — определился участковый и возвратил табель директору. — А что, копию с этого табеля можно сделать?

— Хорошо, я сделаю копию, когда она вам нужна?

— Сегодня вечером завезете ко мне на участок, но только заверенную, Юрий Сергеевич, вашей подписью.

— Папочка, ну чего они не звонят? Уже который час? — поинтересовалась Викина дочь Оксанка у Божива.

— О-о, вот те раз, у меня часы стали, — огорчился Юра, глянув на свои наручные часы. — Оксанка, — позвал он.

— Что, папочка?

— Посмотри в зале на будильник, а я пока яичницу дожарю.

Девочка выбежала из кухни, с минуту ее не было.

— Ну, что там? — крикнул Божив, перекладывая глазунью со сковородки на тарелки. Прошла еще минута, девочка вернулась на кухню, она держала в руках будильник и была чем-то огорчена.

— Ты что насупилась, дочка?

— Будильник тоже стоит, мы его вчера забыли завести, наверно, я его трясла, трясла, ничего не выходит, не тикает.

— Да что же его трясти, надо было завести, — улыбнулся Божив.

— Я завела, папочка, сейчас вот завела, но он все равно не работает.

— Дай-ка посмотрю. — Божив встряхнул будильник и преложил его к уху, раз, другой. — Да, — сказал он, — действительно молчит, но не беда, я его в мастерскую отнесу.

— Папа!

— Что?

— А мы сегодня будем без времени жить?

— Отчего же без времени? Сходи к соседке Марии Федоровне, спроси у нее, который час.

Оксанка оживилась и тут же выскочила из квартиры.

«Надо же, — подумал Божив, — и мои часы, и будильник остановились ровно в десять утра… но что же они-то и в самом деле не звонят?» заволновался он, пошел в прихожую, взял телефонный аппарат, возвратился с ним на кухню и установил посередине кухонного стола. И только Юра отошел к окну, как раздался телефонный звонок, остановивший его ожидание. Божив метнулся к аппарату, подхватил трубку.

— Алло, — нетерпеливо сказал он, — я слушаю.

— Алло, это квартира Николаевых?

— Да, — тут же подтвердил Божив.

— Это вас беспокоят из роддома.

— Я ждал вашего звонка, кто у меня?.. Родился?

— Вы муж Николаевой?

— Да-да, я муж.

— Простите, как вас зовут?

— Юрий Сергеевич.

— Так вот, Юрий Сергеевич… — Божив насторожился, Бог весть какие только мысли промелькнули у него в голове.

— У меня что-то плохо? — погрустневши, спросил он, ожидая услышать неприятное.

— Но если вы считаете, что рождение сына это плохо, тогда мы вам его не выпишем.

— У меня сын?! — заорал в трубку Божив и так подскочил на месте, что чуть не свалил телефон с кухонного стола.

— Вы что там, обезумели? — проговорили на том конце провода.

— Сколько? — тут же вопросил Божив.

— Три пятьсот.

— Высокий?

— Пятьдесят три.

— А во сколько, во сколько родила?

— В десять утра.

— Спасибо. Конфеты за мной. А когда можно прийти посмотреть? — но в трубке уже звучали короткие сигналы.

Вернулась Оксанка, она не спеша присела за кухонный стол, косясь на телефонный аппарат, как будто обижаясь на него.

— Двенадцать, — сказал она. Божив сидел напротив нее и весело уплетал яичницу.

— Ну чего ты радуешься, папочка, они не звонят, а ты радуешься?

— Уже по-зво-ни-ли, — по слогам, с выразительной игривостью снова восторжествовал Божив.

— Мамочка родила? — всплеснула руками девочка и прижала ладошки к щекам.

— И как ты думаешь, кого?

— Ой, папочка, только не девочку.

— Радуйся, Оксанка, твоя взяла — мальчик.

— Братик! — тоже восторжествовала девочка. И Божив, и Оксанка вскочили из-за стола, крепко схватились за руки и стали прыгать на месте.

— Братик, братик! — подкрикивала дочка.

— Братик, братик! — подзадоривал ее папа.

Они перестали прыгать, оба тяжело и радостно дышали.

— Братик, — заманчиво призадумавшись, снова проговорила Оксанка. — Во — класс! — подытожила она…

Вскоре Наташа весело шагала в ногу с Юрой Боживым и его приемной дочерью Оксанкой по дороге в роддом навестить Вику — теперь уже маму двоих детей.

Всю дорогу Оксанка, держась за руку папочки, вприпрыжку рассматривала прохожих, глазела по сторонам, ей было отчетливо радостно, и она заглядывала в глаза прохожим, выискивая в них ответное настроение, словно весь мир знал о ее счастье. Она не мешала папочке разговаривать с тетей Наташей, да она и не слышала их разговора.

— Я очень рада за вас обоих, Юра.

— Спасибо, Наташа, ты не можешь себе представить, какое у меня величественное вдохновение сейчас.

— Я бы тоже хотела второго ребенка. — И Божив слегка придержал свой восторг, перестал выказывать его так ярко, он понимал, что радостью тоже можно убить, ибо радость, что и горе, слепы и безжалостны.

— Наташа, я не могу тебе много сказать, но я верю, я знаю, что Сережа обязательно вернется.

Наташа оживилась и подозрительно посмотрела на Божива.

— В каком смысле понимать твои слова, Юра? — с налетевшим волнением заговорила она.

— Сергей жив, — сказал Божив.

— Я это знаю.

— Да нет, ты не все знаешь, Наташа.

— Нет, я знаю, Сережа — там… — и Юра насторожился.

— Где… там? — исподволь поинтересовался он.

— Ты все равно не поймешь, Юра, он там, откуда пришла я.

— Ты пришла из Астрала?

— Я не знаю, как называется этот мир, я вообще ничего не понимаю, что происходит. Я никогда об этом никому не говорила, Юра, ведь я когда-то умерла, меня похоронили.

— Да, ну это понятно, — определился Юра, — всех нас когда-то похоронили, в прошлой жизни, если брать за основу теорию инкарнации.

— Нет, уж лучше молчать и дальше. Прав был Сережа, написав стихотворение «Молчание — золото», — сказал Наташа и обратилась к Боживу, — хочешь, прочту?

— Да, конечно, мне всегда были близки и понятны Сережины стихи. «Молчание — золото», говоришь, я не встречал это стихотворение у Сергея.

— «Однажды умный, — заговорила Наташа, — просто не за грош продал себя, он выразился так: «Молчи, дурак, за умного сойдешь!» Поверил в это искренне дурак… и светлым днем, особенно в ночи — дурак молчит, его целы бока. Дурак одернул умного: «Молчи, тогда и ты сойдешь за дурака».

Дальше они шли молча. Юра терялся в догадках.