Автор Неизвестен - Без названия

— А правда, хороший сборник, — подбодрился Золотов, снова обращаясь ко мне, — целых шесть стихотворений моих! Вам понравились?

— Еще бы, — заискивающе поддакнул я, — вы настоящий поэт.

— Вы мои мысли читаете, — обрадовался газетчик, — тут недавно ко мне подходил мой знакомый, роман, говорит, издал, я ему так и сказал, как его там звали… фамилия у него дурацкая, а, Палецкий, так вот я ему так и сказал: «Ну, роман каждый Палецкий может написать, а вот шесть Стихотворений, — выразительно подчеркнул слово «стихотворений» Золотов, не каждый может опубликовать».

— Да, это точно, вы правы, — быстренько подтвердил я и принял серьезный вид, боясь, что Золотов усечет мою неискренность, потому что глаза у него были очень прожорливые по отношению к своей славе, а значит могли не упустить, подсмотреть мимолетные штрихи моего лица, означающие мое истинное отношение к так называемой поэзии этого газетчика.

Хотя астральная шайка вряд ли могла ошибиться в оправданности выбора своей жертвы, но мне все-таки не думалось, что этот тип Золотов и в самом деле может составить в перспективе авангард литературы. «Но он же сейчас остановлен, уничтожен», — отвечал я себе, чтобы не столь уж поддаваться своим столь чувствительным взглядам на этого человека в предоставленной мне данности. Но жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и если смахнуть со стола «крошки», то обнаружится, на первый взгляд, замысловатая, но если присмотреться, логичная ее структура, клеенчатый рисунок.

— Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко живу, пойдемте ко мне, выпьем по чашечке кофе, — предложил Золотов мне.

— А что, я не против, — сразу же согласился я, логика жизни начинала оправдывать себя, подтверждать свое незримое существование.

— Все, — сказал Золотов, — ну их на хер, эти газеты. — И он нагнулся к своим ногам, подхватил черный обтрепанный портфель и ловко метнул в его нутро остаток нереализованного товара, затем он защелкнул портфель, подхватил его под мышку, ибо ручек не было, и добавил: — Ну что, идем?

— Я готов, — оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову.

Дорога была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым по пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.

Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от Центрального рынка, не доходя до Братского переулка, и мы с ним действительно шагали в ногу, как братья.

Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же диван, ведомый мне по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин под шелушащейся обивкой, и предложил чаю, ибо кофе не оказалось: Золотов много перетряс банок и, наконец, из одной из них, хотя они все были из-под кофе, просыпались чайные крошки, и по все комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.

— А я недавно женился, — осведомил меня стихотворец, — замечательная баба, правда, немножко горбатая, но я не смотрю на это, у нее душа прямая, — расхохотался Золотов. — Мы не расписывались, но все равно живем, не убегаем друг от друга, скоро она явится, и вы познакомитесь, только, пожалуйста, — перешел на шепот Золотов, — вы с ней поаккуратнее.

— А что? — тоже прошептал я, недоумевая.

— Ведьма, — сказал Золотов и добавил, — страшная.

— В каком смысле ведьма?

— В самом прямом.

— Да ну?

— Я вам говорю!.. С мертвецами, — негромко сказал стихотворец и огляделся по сторонам, — общается.

— Да уж, у вас не только стихи необычные, но и окружение тоже, хвалебно сказал я, и Золотову это понравилось.

— А вы как думали, иначе я бы никогда не написал эти шесть стихотворений, правда, в последнее время мне что-то не пишется, погрустневши, определился он и протянул мне чай в замусоленной чашке без блюдца. — Сахара нет, — добавил газетчик, — вчера кончился. Может, сейчас Ветистова притащит.

— А Ветистова это кто? — переспросил я, гадливо пригубливая чай, но делая это незаметно, чтобы не насторожить хозяина, не оттолкнуть его расположенность ко мне. Роль откровенного почитателя всегда сложнее роли критика.

— Как, вы не знаете, кто такая Ветистова?

— Нет, — отрицательно покачал я головой.

— Да это же она самая.

— Кто?

— Моя жена, а я разве вам не сказал об этом?

— Нет. То, что у вас есть жена, вы упомянули, но что именно она Ветистова, об этом ни слова.

— Странно, ну да ладно, хотите, я вам свои первые стихи почитаю, они, правда, не вошли в сборник «Счастливый сон», — Золотов рылся в шкафу. Но, сами понимаете, редактура у нас «без слуха», так сказать, да и потом, разве можно вместить всю мою открытую душу… печатные площади ограничены, — надменно произнес стихотворец, и развел руками, и важно оттопырил нижнюю губу, в одной руке у него уже находилась тетрадка, такая же замусоленная, как и предложенная мне кружка с чаем.

Теперь Золотов присел со мной рядышком, разлистнул эту тетрадь и сказал: — Вот, оно открылось — его и прочту, напоминаю, это из первых моих стихов.

— Да-да, — подтвердил я и принял внимательный вид, — читайте.

И Золотов нараспев задекламировал:

— Да! — сказал я, когда Золотов прочел стихотворение.

— Я прочту еще одно, — заторопился он и бегло отмусолил пару страниц в тетрадке, приплевывая на пальцы. — «Дождь», — таинственно произнес он название следующего стихотворения.

— И вот, еще совсем крохотное, — не делая никакой паузы после отзвучавшего стихотворения, засуетился, заерзав на месте, стихотворец.

Наступило молчание. Я выдержал паузу, в которую постарался вложить свое многозначительно одобрение, а Золотов тем временем настороженно смотрел куда-то на пол, словно прислушиваясь к нарастанию моего восторга, а мне, признаться, и в самом деле показались его последние стихи довольно симпатичными, неплохими, но, конечно же, вызвать страстное восхваление, которого ожидал Золотов, они не могли. Мне ничего не оставалось делать, как прибегнуть к почитательской гиперболе: размашисто воскликнуть: