Филип Фармер - Т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

Жаловаться было бесполезно. Носильщик всегда отвечал, что не обязан осторожно спускать седока на землю и нянчиться с ним. Им не давали таких инструкций. Было ясно, что все «ломовые лошади», которые тащили на себе Кулла, ненавидели свою работу и считали ее унизительной и позорной. Они сдавали себя напрокат только потому, что работы на всех не хватало и лучше иметь такую, чем совсем ничего, а кроме того, носильщики имели возможность попасть в какую-нибудь организацию и даже надеяться на продвижение по службе.

Но Куллу подобное обращение порядком надоело, и он никак не мог понять, почему его общественное положение не так высоко, чтобы рассчитывать на определенные привилегии. Поэтому, увидев поблизости телефон Коммутатора во время одной из остановок, он позвонил Стенгариусу. Хриплым голосом он сердито пожаловался, рассказав обо всем: и о том, что его грубо сбрасывают на землю, и об ободранных коленях и носе, и о натертой коже. Мол, на его месте никто не стал бы терпеть подобное унижение. Дескать, своим бесцеремонным обращением с Куллом носильщики выражают презрение к Коммутатору, а это следует немедленно пресечь.

Последний довод убедил Стенгариуса. Он подозвал местного надзирателя и сказал, что ему следует сделать. Тот безоговорочно согласился. И позвонил другим надзирателям по пути следования Кулла. После этого носильщики спускали его на землю бережно и подсаживали на спину свежего бегуна.

К тому времени его стал занимать вопрос, почему он не воспользовался, как Филлис, паланкином. Он мог бы спать всю дорогу, растянувшись на мягком сиденье.

На следующей остановке Кулл снова позвонил Стенгариусу. Тот взорвался:

— Что ты себе возомнил? Только Первый Телефонист имеет право пользоваться паланкином. А тебе до него, как до луны! Возвращайся-ка в свое седло, Кулл, и скачи что есть духу! Не трать понапрасну время Коммутатора! И не думай, что за этот внеочередной разговор с тобой не поквитаются при ближайшем пересмотре заслуг!

— Слушаюсь, сэр, — покорно произнес Кулл.

Он не осмелился напомнить, что у женщины Первого Телефониста есть паланкин.

Перелезая со спины на спину, он продвигался дальше. Скоро он настолько устал, что не просыпался даже во время смены перекладных. Он потерял счет времени и милям. Но однажды, когда его как следует тряханули и пробудили ото сна, он увидел над собой багровую физиономию Свена с густыми рыжими усами.

— Паршиво, а? — широко улыбаясь, произнес тот. — Думаешь, стоит того?

— Могло бы быть и лучше, — ответил Кулл и стал слезать, чувствуя себя совершенно разбитым. — Кофе есть?

— Федор дожидается нас в кафе, — сказал Свен. — Пошли!

Не успели они сделать и шести шагов, как началось землетрясение. Каменная плита под их ногами задрожала. Несколькими секундами позже послышался глухой рокот. Здания по обеим сторонам улицы стали раскачиваться. Кулл бросился наземь и, царапая пальцами камень, пытался вжаться в него. Закрыв глаза, он молился, чтобы здания не рухнули на него. Были случаи, когда эти поистине массивные сооружения разрушались.

Он не знал, почему молится за свою жизнь. Ведь смерть была бы милосердным — пусть даже на время — избавлением от адской действительности. Он, конечно, снова оживет, причем в том же месте, где его застанет смерть. Хотя не совсем так, потому что его могут воскресить далеко отсюда и вдобавок уже не служащим Коммутатора. Из-за постоянных передвижек в организации двадцатичетырехчасовое отсутствие может оставить человека за бортом. То есть речь идет об увольнении, а не просто о потере ранга.

Содрогания почвы, сопровождаемые громыханием, длились не дольше тридцати секунд. Потом наступила тишина. Говорить никому не хотелось — все были слишком заняты своим избавлением от опасности. А возможно, боялись, что хрупкое равновесие каменных блоков нарушится даже от вибрации голоса.

Кулл встал и огляделся. Ущерб не такой уж большой. Кое-где из фасадов домов высунулись гранитные блоки, опасно нависая над улицей. А вон там из окна в панике выпрыгнула женщина и сейчас кровавым месивом лежала на мостовой. Некоторые каменные плиты на улице стояли торчком и походили на полуоткрытые двери в могилу. Часть телефонных проводов порвалась, и сейчас они свисали вниз с горгулий на зданиях, где были натянуты.

— А ты заметил, что в последнее время землетрясения участились? — тихо спросил Свен. — Тот демон, пожалуй, сказал мне правду.

— Какой демон?

— Ты ведь знаешь, как они любят приврать. Но иногда все же говорят правду — чтобы подумали, что это ложь. В общем, он сказал, что на Земле вовсю бушует атомная война. Что оттуда к нам переселяется такая масса народу, что, похоже, там умирает почти все население. А может, и не почти, а все. Невозможно определить время происходящих на Земле событий. Земная и адская хронологии не стыкуются. Во всяком случае, не один к одному.

— Да, — согласился Кулл. — Если то, что мне говорили, правда, то все дело в запаздывании. Мне как-то встретился один старик, который сказал, будто знает наверняка, что умершие во второй половине шестнадцатого века прибыли сюда раньше тех, кто умер в первой половине. Как ты это себе представляешь?

— А черт его знает! — ответил Свен, и его лицо побагровело еще больше. — Здесь все так же запутано, загадочно и непонятно, как на Земле. Мне кажется, это входит в наше наказание. Держать нас в недоумении, в неуверенности. Если бы мы только знали! Но мы не знаем! И никогда не узнаем!

— Разве лучше не родиться вообще, а значит, никогда не жить? — спросил Кулл. — Когда-то и ко мне приходили такие мысли, и не один раз. Однако, несмотря на все наши страдания, крушения надежд, унижения, тревоги и мучения, которые мы испытывали на Земле и испытываем здесь, мы можем смеяться, хохотать, валять дурака. Мы чувствуем и мыслим. Мы не есть ничто, нуль, дрейфующий в вакууме.

— Ты сам в это не веришь, — заметил Свен.

Им пришлось ненадолго замедлить шаг. Манная туча, которая зависла над этим районом и с каждой минутой все больше сгущалась, наконец разразилась волокнистой массой. Волокна, кружась и метаясь из стороны в сторону, падали вниз, а под ними суетливо бегали люди. Одно такое волокно упало неподалеку, и сразу же вокруг него образовалась толпа. Кулл со Свеном смотрели, как люди отрывали от него огромные куски серовато-бурого вещества, похожего на вафли или спутанные трубочки спагетти. Как только кому-то удавалось разжиться пригоршней или охапкой пищи, он отбегал в сторону. Некоторые, не останавливаясь, спешили прочь со своей добычей; другим же приходилось бросать ее и спасаться бегством в страхе за свою жизнь, когда они сталкивались нос к носу с местными официальными сборщиками. В каждой округе имелись свои официальные сборщики. Иначе царила бы полная неразбериха. Одни прихватили бы себе лишку, а другие ушли бы голодными. Им пришлось бы ждать, пока следующая туча не разрешится над ними питательным бременем, или приобретать манну в обмен на какую-нибудь ценную вещь.