Алексей Янкин - Наследник славы. Часть 1 (СИ)

Но, пожалуй, еще большим испытанием стала привычка местных жителей поедать убитых живых существ. Шуке пересилил себя и, ради того, чтобы не выделяться, рискнул отведать жареного мяса. Оказалось очень даже ничего. Рыба же, которую они с Романом ловили в реке, а хозяйка затем жарила на сковороде, запекала в печи или отваривала в кастрюле, настолько понравилась Смотрителю, что через неделю он уже и не вспоминал о том, как мерзко есть мёртвых животных. Он успокаивал себя тем, что его новое тело лучше знает, что можно, а чего нельзя. Тем более это так восхитительно приятно. Шуке сглотнул слюну.

***

Дней десять спустя Роман объявил, что у него сегодня день рождения и вечером они будут его отмечать. Придут гости. Шуке не стал выспрашивать, что это за праздник такой. Вероятно в этот день много лет назад одна из местных самок произвела Романа на свет. На Зар-Тенарре это не принято праздновать. Отмечали конкретное событие, и то только один раз, когда оно произошло - первое сказанное слово, первый сданный экзамен, окончание учебного заведения, создание семейной пары. Рождение ребенка тоже отмечалось, но именно само рождение, а не случавшиеся затем ежегодно совпадения дат. Странный обычай. Но обычай есть обычай. Местные обычаи всегда надо уважать. Шуке с интересом ждал вечера, что бы понаблюдать за первым в его человеческом обличье празднеством двуногих, в котором он сам еще и примет непосредственное участие.

За завтраком говорилось, что после "дня рождения" наконец отправятся в давно задуманное путешествие. "Как на море хочу! - закатывая глаза, мурлыкала девушка, - Уже забывать стала, как мокрый песочек между пальцами щекочет!". Шуке не понимал, что такое, это "море", решив выждать, пока все само собой не прояснится. Такая тактика до сих пор себя вполне оправдывала.

К вечеру собрались гости, человек восемь-десять, в основном немолодых уже самцов и самок, живших по соседству. Всех перезнакомили с Шуке и он не без удовольствия тряс каждому руку. Одна из самок даже к полному смущению пришельца ткнулась своими влажными губами в его щеку. Все рассмеялись и стали шутить. Шуке чувствовал, как его лицо покрывается чем то горячим.

Последним пришел худощавый мужчина средних лет. Длинные с проседью волосы клочками топорщатся в разные стороны. Разговаривая, он время от времени вытаскивал из левого кармана какие-то два прозрачных стеклышка, соединенные вместе общей оправой. Протирал их тряпицей, извлеченной из другого. Устраивал на носу, забросив за уши специальные крепления. Рассмотрев через стекла то, что его заинтересовало, он стягивал это устройство с ушей и небрежно совал обратно в карман. Шуке уже знал, что это называется "очками" и помогает двуногим четче видеть при нарушенном зрении. Смешно конечно, но лишний раз говорит об изобретательности аборигенов, не способных излечить эту болезнь иным способом.

Вот и сейчас, когда этого мужчину знакомили с Шуке, он вытащил "очки", протер тряпицей, водрузил на нос, внимательно посмотрел на нового знакомого, причем его глаза сквозь стекла стали комично большими, снял очки, сунул в карман и добродушно, подслеповато щурясь, долго мял его руку. Особенно его обрадовало то, что Шуке только что прибыл из того же большого города, в котором он прежде и сам жил. Сейчас он работает, словоохотливо пояснил седовласый, в местной школе, преподаёт физику и, как это бывает в небольших школах, целую кучу иных предметов, как то: химию и географию в средних классах, черчение и астрономию в старших, историю древнего мира и средних веков. А когда просят, то и любой другой. Шуке сделал вид, что понимает о чем идет речь.

Местные прозвали его "профессором", хотя он им никогда не был. Савелий Михайлович поначалу сердился и доказывал, что он не профессор вовсе, а всего лишь доцент кафедры физики, но со временем смирился и перестал обращать внимание, а впоследствии стал откликаться на присвоенное ему научно-педагогическое звание. Он действительно раньше читал лекции в индустриальном университете и, попутно, в инициативном порядке, занимался научной деятельностью, которую руководство ВУЗа не вполне одобряло, так как тема не была предусмотрена утвержденным научным планом учебного заведения. Он проигнорировал это недовольство. Даже стал вовлекать в свою деятельность студентов. В результате ему предложили выбирать. Он выбрал. Уволился. Приехал в эту деревеньку, где уже никто не совал носа в его дела. Более того, местным льстило, что у них есть свой собственный полусумасшедший профессор.

Откровенно говоря, на фоне окружающих его здесь людей он действительно выглядел ненормальным. Впрочем - тихим, добрым, безвредным ненормальным. Школьных коллег уверял, что понимает смысл теории относительности Эйнштейна. Боже! Да кто ее вообще понимает? Кому она, в конце концов, вообще нужна? Оказывается их даже две! Савелий Михайлович сердился на тупоумие коллег. Как современный человек, считающий себя образованным, да еще и преподавателем, может ее не понимать?! Или не пытаться, хотя бы, сделать этого? Разъясняя, что такое специальная теория относительности, он втолковывал: "Две! Две системы координат! Для каждого наблюдателя своя! Каждая включает три измерение и временной вектор. Они инвариантны!" При этих словах слушатели тоскливо вздыхали. "Это и называется пространственно временной континуум. Фантастику смотрите, а что это такое - не понимаете". Его сельские собеседники лишь бестолково кивали головами, невольно восхищенно пуча на него глаза, от чего тот распалялся еще больше. "Ну так Эйнштейн же доказал, что скорость света постоянна" - как-то рискнул блеснуть своими познаниями в физике один из учителей. Профессор аж взвился: "Эйнштейн этого не доказывал!!! Не доказывал!! Это доказали до него! Опытным путем! Он взял это утверждение, как постулат. Пос-ту-лат, не требующий доказательств".

Собеседники боялись лишний раз вздохнуть, но осоловелые взгляды выдавали их. "Время, время замедляется не у обоих, а у того, кто движется с постоянной, повторяю, с постоянной скоростью мимо находящегося в покое в своей системе координат наблюдателя! - гремело над их головами, - А у того, кто движется, своя, понимаете, своя система координат! И для него в ней все остается неизменным. Всё!". К этому времени большая часть слушателей уже разбегалась. С этой теорией относительности можно голову сломать. А ведь там еще есть и общая! Что-то про гравитацию. Проще принять, что все это бессмысленная бредятина. Постулировать, по словам Профессора. Так спокойнее. Зачем, зачем она нужна преподавателю пения, рисования или дяде Стёпе - вечно хмельному трудовику? Или его бессменному оппоненту-собутыльнику физруку Махмудычу, подрабатывающему в кочегарке, в которой и ведутся их с дядей Стёпой диспуты? Правда по темам, далеким от глубин науки. Или можно подумать литература или история без нее не обойдется?