Илья Твиров - Точка невозвращения

— Нет, не похоже, — ответил ему Михаил, после чего вновь обратился к свидетелю. — Ты заешь, где находился это свет, где был туман? Ты можешь нам показать то место?

— Свет… бо…боль… н-не н-надо бо…боли… свет… жжет…

— Молодец, психолог, идешь в верном направлении, — усмехнулся Мезенцев.

— Не бойся боли, — продолжил Кондратьев уговоры свидетеля, не обратив внимание на тонкие подколы товарища. — Ты не пойдешь туда, мы сами пойдем и проверим этот свет. И накажем тех, кто причинил тебе боль.

Еле заметная судорога прошла по мышцам незнакомца. Григорию показалось, что тот успел махнуть головой из стороны в сторону, словно изобразив отрицание.

— Ты поможешь нам? — не успокаивался Михаил.

— Свет… о-очень… бо…больно. Т-там… т-там…

— Где? Покажи, в какой стороне ты видел этот свет? Его надо наказать. Мы сможем это сделать, просто покажи, где ты его видел.

Мезенцев покачал головой, не веря в то, что им удастся вытянуть из этого человека какую-то полезную информацию.

— Н-нельзя на… наказать… свет… не…не…

— Неуязвим? — уточнил Кондратьев.

— Н-неуязвим, — согласился с ним свидетель.

— Бред, — в какой уже раз произнес Григорий и вдруг сообразил, что Михаил, если и пытается вытянуть из незнакомца полезные сведения, делает это не столько активно, как мог бы. Зато он пытался элементарным образом разговорить человека, расшевелить его мозг, структурировать сознание, а этим следовало бы воспользоваться.

Не теряя ни секунды, Григорий вновь попытался наладить с незнакомцем ментальную связь. Пробиваться сквозь хаос чужых мыслей, чувств, эмоций, при этом стараясь ничего не повредить как себе, так и другому человеку, было тем еще занятием. Вообще пытаться установить ментальный контакт с людьми, у которых не все дома, занятие не благодарное и, что греха таить, опасное. Ментальный контакт — это не просто так, это не подсмотрел и, в случае чего, сбежал. Ментальный контакт — это именно контакт, когда условный оператор соединяется частичкой своего разума с разумом другого человека, и если у того не все дома, есть большая вероятность, что оператору не поздоровится. Григорий не был в курсе всего этого, однако на подсознательном уровне догадывался практически обо всех подводных камнях подобных контактов, поэтому невольно подстраховывался. Видимо, по этой причине ему все же удалось вычленить из хаоса чужих воспоминаний нужные и при этом не сойти с ума.

Когда Григорий разорвал ментальную связь, на него было неприятно смотреть. Осунувшееся, в раз исхудавшее лицо, ввалившиеся глаза, подрагивающие руки. Парень за какие-то мгновения истратил столько душевных сил, сколько иные не тратят и за десятилетия. Неизвестно, во что для него в итоге выльются подобные фокусы, но то, что ничего хорошего в будущем ждать не придется, это однозначно.

Кондратьев порылся в своих запасах, достал контейнер стимуляторов, распечатал его и вколол Мезенцеву. Спустя пять минут парень оклемался, даже кожа приобрела более-менее здоровый вид.

— Ну что, ничего не получилось? — поинтересовался Михаил, видя, что молодой человек способен уже адекватно мыслить.

— П-получилось.

— Да ну? — присвистнул Кондратьев, одобрительно хлопнув Мезенцева по плечу. — Давай, колись быстрей, что ты у него нарыл в голове.

— Кажется, я знаю, где нам искать этот свет.

— Ты его видел?

— Как бы да. — Мезенцев глубоко вздохнул, кашлянул, прочищая горло. — Этот парень из поисковиков, ну… той команды, которая была послана вслед за туристами.

— Шутишь? — удивился Кондратьев.

— Нет, не шучу. Я так и не понял, что с ними произошло, и куда все подевались, но то, что он видел и, самое главное, где видел, мне удалось понять.

Михаил довольно потер руки.

— Далеко это место? Сколько нам своим ходом добираться?

Мезенцев сделал в голове необходимые вычисления, после чего выдал:

— Думаю, часа три-четыре.

— Тогда не будем терять времени. Перекусим и в путь.

— А что с ним будем делать?

Кондратьев с сожалением посмотрел на человека, который выглядел не лучшим образом.

— Для нас он будет только обузой. С собой мы его точно не потащим.

— Но и здесь его оставлять — преступление. Он же ничего не соображает. Он здесь пропадет.

— Не пропадет. Запрем в каком-нибудь помещении и успокоим.

— Умрет с голоду, — набычился Мезенцев.

— Оставим еду.

— Где? Как? Забыл, что вся электрика накрылась медным тазом как после ЭМ-взрыва?

— И это еще один вопрос, на который нам с тобой необходимо найти ответ. Но с электрикой не все так плохо. Здесь есть дизеля. Топлива полно. Подключим, запустим генераторы, на пару холодильников хватит.

Григорий с недоверием посмотрел на стоящего без движений человека.

— Как ты собираешься его успокаивать?

— Не бойся, не летально. В местном медпункте вколем ему что-нибудь соответствующее, уснет как миленький.

— На совсем?

— Я, по-твоему, такой уж зверь бессердечный?

— Иногда мне так кажется.

— Это прямо похвала, — улыбнулся Кондратьев.

Мезенцев не стал спорить с командиром. По большому счету то, что предлагал Михаил, являлось, фактически, единственно-правильным решением в отношении съехавшего с катушек человека. И если сердце все еще сопротивлялось будущему поступку, то разум его давным-давно уже принял.

Собрались за пол часа. Перекусили в зале одного из ресторанов. Кондратьев, как всегда, отпустил пару сальных шуточек в адреса судьбы, VIP-деликатесов и изменчивости статуса человека в современном мире.

— Жестокий ты человек, — сказал Григорий, пытаясь сориентировать себя и Михаила на местности. — Людей не любишь, над чужими проблемами смеешься.

— Людей не люблю, что верно, то верно. А за что любить их? Ты задумывался над этим вопросом? Если нет, советую поразмышлять, очень, знаешь ли, неоднозначная тема.

— Ты же человек, не зверь, с чего бы тебе вдруг не любить себе подобных?

— Да с того, что двуногие — самые хитрые и подлые твари на планете Земля. Только люди могут улыбаться тебе в лицо, а отвернешься, и они без зазрения совести вгонят нож промеж твоих лопаток. Только люди изживают и убивают стариков ради квартир. Только люди способны не просто к убийству ради пропитания или чего-то понятного и простительного, но ради наслаждения. Да, человек может сцепиться с другим, защищая кого-то, одни люди могут начать с другими войну ради ресурсов — все это понятно и оправдано выживанием, но в нас самих столько зла, что закачаешься. Поэтому я не люблю людей. Животные куда честней.

Григорий хмыкнул, не зная даже, что и ответить. С одной стороны Кондратьев был совершенно прав, с другой — человеческой сущности Мезенцева была глубоко противна подобная ситуация.