Василий Криптонов - Ты можешь идти один

— Чего тебе? — хмуро спросил меня Антон, протирая очки.

— Хотел спросить, почему все такие унылые?

— И ты еще спрашиваешь! Ну, сперва Рыбина арестовали со стрельбой прямо в школе. Жанна пропала без вести, следом — Брик этот. Потом — Маша. Тебя тоже потеряли. По поселку ходят какие-то странные менты. Хватают всех подряд, угрожают. Брик, оказывается, мать убил. Веселья-то мало.

Он вернулся на свое место, а я остался стоять у подоконника. Я вспоминал свою жизнь с первого класса. Да, мне всегда было плохо здесь, в школе. Но вокруг все постоянно радовались, шутили, развлекались. Не было никогда такого затишья, как сейчас, после того как я решил вдруг сделать шаг к счастью. Ведь если разобраться, то мне не обязательно было принимать предложение Брика о дружбе. Не обязательно было идти с Жанной на бал. Как бы тогда все обернулось? Может, Брика схватили бы в первые дни, и никто иной бы не пострадал. Более того, никто бы ничего не заметил! Так не я ли во всем виноват? Наивный дурак, поверивший в дружбу, в любовь…

Задумавшись, я не заметил, как ко мне подошла Настя Елизарова.

— Дима, ты как? — спросила она меня.

— Как дерьма наелся, — машинально ответил я.

Она моргнула от неожиданности.

— Хочешь поговорить со мной?

Я едва не расхохотался, но смог ограничиться усмешкой.

— За последние десять лет в школе я разговаривал с двумя девушками. Обе пропали без вести. Говорят, бог троицу любит. Давай поговорим, посмотрим, что получится.

Не знаю, что творилось со мной. Все эти слова просто лились изо рта без всякого участия мозга. Может, подсознательно я и хотел оттолкнуть ее от себя?

— Скажи, что тебя беспокоит? — Сердобольная Настя улыбнулась мне. Пару недель назад я бы растаял от этой улыбки и, может, даже придумал бы какую-то любовь.

— «Беспокоит»? — передразнил я Настю, понимая, что не могу уже остановиться. — Давай расскажу. Что хочешь услышать? О подростковых комплексах? О том, что я мастурбирую больше трех раз в день? Как я скучаю по Жанне, или еще какую фигню? Может, поплакаться на «двойку» по физике? Или рассказать, как я увидел маму голой? Ну? Что молчишь? Давай, направь меня! Подскажи, с чем ты готова бороться?

Настя покраснела и отступила на шаг.

— Я же тебе помочь хотела, — пробормотала она.

— Не хотела ты мне помочь, хоть себе-то не ври! — отрезал я. — То, что я молчу на протяжении десяти лет, не значит, что я ничего не вижу и не слышу. Тебе нравится выглядеть такой заботливой, сострадающей, всеобщей мамочкой. И тебя за это любят. А вот любовь-то тебе и нужна! Ты торчишь от того, что каждый думает: «Ах, какая милая и заботливая Настенька!» Да только ни хрена ты не милая и не заботливая. Плевать тебе на проблемы других. Лишь бы самой покрасоваться, почувствовать себя выше и лучше. Скажешь, нет? Ну так давай, помоги мне! Меня беспокоит то, что двинутые на всю бошку менты хотят убить Машу. Беспокоит то, что человек, которого я считал своим другом, равнодушно смотрит, как из-за него страдают невинные люди. Помоги мне решить эти проблемы. Скажи что-нибудь такое, что мне поможет. Давай, я жду!

Настя молчала. Ее глаза блестели. Вместо нее мне ответил Петя Антонов:

— Э, Семенов, ты чего там расчирикался?

Я обернулся. На нас смотрел весь класс. Меня осуждали, а Настю… Настю жалели.

— Про тебя, что ли, почирикать? — Я шагнул в сторону Пети, до странного спокойный. — Староста, которому плевать на свой класс. Хороший мальчик, который раньше всех приходит в школу, учится на одни «пятерки» и расчесывается при каждом удобном случае. Идеал просто! Только вот идеалом ты стал не потому что лучший, а потому что задавил всех тех, кто пытался идти рядом с тобой. Когда Антон стал учиться лучше тебя, ты целую травлю устроил на его фамилию. До тех пор упирался, пока не сломал его. А давай-ка вспомним все те бесчисленные разы, когда ты на коленях вымаливал у учителей отличные оценки, думая, что никто не видит. Что скажешь, вспомним? Знаешь, а из вас с Настей отличная пара получится. Двое самовлюбленных выродков, блистающие на публике и гнилые изнутри.

Петя не знал, куда деваться. На него смотрел весь класс. Но я знал, что это — ненадолго. Петя был виновен абстрактно, а я устроил скандал здесь и сейчас. Предупреждая готовую разразиться бурю, я подошел к своему месту, скинул учебник и тетрадки в пакет и двинулся к выходу.

— Не волнуйтесь, все пройдет, — бросил я на прощанье. — Я во всем виноват. На самом деле у нас прекрасный класс с милыми людьми, волшебными эльфами и добродушными гномами. Только со мной школьный бог облажался.

Я ушел, хлопнув дверью. Не было ни малейшего сожаления. Все это копилось во мне десять долгих лет, и теперь вырвалось наружу. Я знал, что прав, и это ощущение заставляло улыбаться.

Я никогда не был образцовым учеником, но прогулять школу решился впервые. Поэтому я не знал, куда пойти и чем заняться. Вроде как в таких случаях полагается шататься по поселку с друзьями, но люди, которых я мог таковыми считать, либо пропали без вести, либо скрывались от Разрушителей. Поэтому я отправился на центральную площадь.

Присев на скамейку напротив старинного фонтана, доживающего свой век в качестве гигантской клумбы, я задумался. Пытался осмыслить все произошедшее, составить из элементов цельную картину. Что произошло со мной? Где я теперь и куда идти дальше?

Девушка, которую я любил, подарила мне поцелуй и исчезла. Увижу ли я когда-нибудь ее? Наверное, нет. Эта история окончена. Мои чувства к Маше так и остались непонятными. Она провела ночь с человеком, которого я считал другом. По собственному желанию, или он влез в ее мозги так же, как сделал это с Катей? Правды уже не найти.

И, наконец, Брик. Парень, заставивший меня поверить в себя. Если бы не он, не было бы ничего: ни танца, ни поцелуев, ни сумасшедшей Элеоноры, о которой я не мог вспоминать без улыбки. Да, и еще: не было бы крушения надежд и пятидневной комы.

Я сидел в одиночестве на скамейке, под тяжелым осенним небом. Шестнадцатилетний подросток, не знающий, куда и зачем идти.

— О чем задумался? — Чей-то грубый, с хрипотцой голос привел меня в чувства.

— А? — повернулся я.

Рядом со мной сидел человек лет пятидесяти в милицейской форме. Я вцепился пальцами в колени и, наверное, побледнел. Что еще им надо?

— Не волнуйся, я не зомби, — улыбнулся мне милиционер. — Михаил Геннадьевич. Можно просто дядя Миша, меня так племянники зовут.

— Дима, — прохрипел я и пожал протянутую руку.

— Очень приятно. Так о чем задумался, Дима? Что-то серьезное?

Я пристально вглядывался в его глаза, мысленно повторяя фразу: «Я не зомби». Кажется, дядя Миша был обычным человеком. Более того, он казался знакомым. Покопавшись в памяти, я вспомнил его лицо. Это он дал мне платок, когда банда Рыбы избила меня.