Борис Лавренко - Звездолет возвращается на Землю (сборник)

Сколько ни бились, так и не удалось обнаружить чего-либо проливающего свет на причины этих катастроф, разгадать тайну исчезновений экипажей. Вот семь тайн моря. Теперь «Хризантема». Меньше суток назад ее капитан, матросы были на судне. Где они теперь, что с ними?

— Что удивительного, — сказал я. — Суда могли погибнуть от попадания метеоритов. Такие случаи зарегистрированы в истории мореплавания. А сколько было случаев нападений гигантских кальмаров и кашалотов, — и я начал приводить примеры. Меня поддержала Иринка. Она знала огромное количество историй о кальмарах и кашалотах.

— Все это верно, — заговорил Николай Андреевич, терпеливо выслушав Иринку. — Но чем объяснить исчезновение людей? Почему моряки внезапно бросали свой корабль и бесследно исчезали?

Несколько минут было тихо, если не считать шороха приборов и стука часов. Ох эти часы! Потом задребезжал звонок внутреннего телефона: сперва несмело, затем все настойчивее, требовательнее. Карл Янович, досадливо махнув рукой, потянулся к трубке.

— Что? А мне какое дело? Голубчик… — голос старика стал зловеще ласковым, — кажется, вы уже не грудной ребенок. Извините, ходите на собственных ногах. Получили сообщения и действуйте. Какая почта? Что вы мне «безопасность» да «безопасность»! — Старик не выдержал и сорвался на крик.

— Ничего не хочу слушать! Не хочу! К дьяволу! Ко всем чертям вашу почту! — Он с треском положил трубку на рычаг, какое-то мгновение зло смотрел на нее, затем снял трубку с рычага и положил на стол. — Так лучше. Поехали, ребята, дальше.

Экраны то ярко вспыхивали, то затухали. На них плыли фантастические, освещенные видимым и невидимым светом картины подводной пропасти.

— Да, — нарушил молчание Николай Андреевич, — что ни говорите, а море умеет хранить свои тайны. — Он снова помолчал и с горечью добавил: — Если бы у меня был «Стимулин 1053»… Перед выходом просил, убеждал. Не дали. Не закончена, дескать, проверка в клинических условиях. А на днях слушал передачу: какой поразительный эффект! Дал радиограмму. Но что поделаешь… Сверхскоростному самолету и то надо не менее трех часов, чтобы долететь к нам. Три часа, а единственный человек с «Хризантемы» умрет через полчаса.

Я вздрогнул от неожиданно громко прозвучавшего треска. В руке Нины сломался карандаш. Уронив голову на руки, она зарыдала. Я поднялся, но Коротков тронул меня за руку.

— Не надо. Пусть выплачется.

Нина плакала. Мы молчали, каждый по-своему: Иринка вертела в пальцах карандаш, Николай Андреевич рассматривал завитки дыма, поднимающегося из его трубки. Карл Янович сумрачно поглядывал на приборы. Я чертил мудреную схему: точка, круг, еще круг… Точка — место, откуда в последний раз прозвучал голос «Явы»; круг — на такое расстояние могли затянуть подводные течения дрейфующий батискаф за два часа; второй круг — за пять часов; последний круг — по настоящее время. А если не течение, то что же потащило «Яву»? С какой скоростью? Я бросаю карандаш.

Кто-то гулко и бесцеремонно топал, приближаясь к салону. Дверь с треском распахнулась. На пороге появился взъерошенный Пархоменко. Круглое лицо штурмана было возбужденным, в дегтярно-черных глазах прыгали бесенята.

— А ну! — гаркнул он. — Пляшите! Все пляшите!

Не обращая внимания на нахмурившегося Карла Яновича, штурман шагнул в салон, потрясая зажатыми в обеих руках пакетами.

— Вам, док! — И в руках изумленного Николая Андреевича оказалась небольшая посылка.

Виктор был балагур и весельчак, его любили за это, но сейчас… Я почувствовал, как во мне закипает ярость, и резко поднялся.

— Стоп! — отскочил Пархоменко. — По техническим и психологическим причинам эксцентрическая румба «В объятиях спрута» в исполнении Владимира Кондакова переносится на девять ноль-ноль. У… глазищи горят, как у Ирода. На, возьми!

Я на лету поймал пакет.

Появись здесь сию минуту марсианин, эффект был бы менее разительным. Ничего не соображая, я смотрел на обложку с четкими буквами «Инструкция», на рисунок под заглавием. Все, все перестало для меня существовать. Я ринулся к Пархоменко.

— Где?

— Там… на палубе. — Штурман даже попятился.

На талях покачивалось нечто похожее на гигантскую черепаху. Это был он — мечта океанографов: Кибернетический разведчик больших глубин модель первая, сокращенно КРБГ-1, или «Краб», как мы его называли в институте. Я ушел в рейс, когда «Краб» был в чертежах, а вот сейчас он передо мной готовый к действию.

— Доволен? — спросил Пархоменко. — Я думал, ты будешь кувыркаться, а ты ледышка. Превратности человеческой натуры! Наш док, всегда такой чинный, когда открыл свою посылочку, заговорил каким-то нечеловеческим голосом, чтобы я пропал. Прижал к сердцу коробочку и помчался к себе…

— Что там было?

— Стимулин какой-то. Уже колет своего японца.

— Но как? Откуда же все это?

Штурман ткнул пальцем в небо и, протяжно свистнув, повел палец вниз.

— Не понимаю.

— Скажешь! — взглянув на мое недоумевающее лицо, Пархоменко довольно рассмеялся. — Ракета, брат. — Он взглянул на часы и сразу стал озабоченным и серьезным. — Сейчас будет вторая. Кладут их точно, тютелька в тютельку! Эту я попросил подбросить поближе. Идет! Смотри!

По небосводу скользила, падая сюда, к нам, золотая искорка…

— Держись! — резко крикнул Пархоменко.

Я вцепился в поручни. Над головой дико взвизгнуло. Между «Океаном» и темнеющей вдали «Хризантемой» поднялся высоченный фонтан. Над нами появился темный купол большого грузового парашюта.

Вторая ракета доставила прибор управления «Крабом». Истекали вторые сутки со времени погружения «Явы», когда все было подготовлено. «Краб» отбуксировали метров на пятьдесят в подветренную сторону. Ветер что-то разгулялся, и рисковать не следовало…

Много, очень много интересного на дне, но «Крабу» предстояло жесткое соревнование с временем. «Краб» должен забыть все, что не имеет отношения к поиску батискафа. Я немного волновался, запуская автомат управления: не перепутал ли чего, перестраивая командное устройство.

«Краб» ожил, зажглись сигнальные огни. Он двинулся вперед, все глубже и глубже зарываясь в волны. Вот он уже весь в воде. И, сразу накренясь, «Краб» скользнул вниз, туда, где прозрачная голубизна переходила в мутную темень. Еще минута — и цветные огоньки «Краба» затерялись в пучине.

Заработали «глаза» подводного разведчика. Они позволили видеть все вокруг и самого «Краба». Я направил объектив проектора на самодельный экран: Нина приколола к шкафу обратной стороной первую попавшуюся под руку морскую карту. И с какой ясностью, четкостью мы увидели то, что было скрыто от человеческих глаз.