Сергей Плеханов - Заблудившийся всадник

Новгородского князя Ярослава Владимировича Ильин впервые увидел в теплый мартовский денек, когда тысячеголосая капель наполнила город весной и весельем. По улицам валили толпы празднично одетых новгородцев. Молодые бабы и девки шли в расстегнутых шубейках, чтобы всем были видны затейливые вышивки на вороте, богатые ожерелья из беломорского жемчуга и монисто из серебряных «арабчиков» и «златниц» — греческих монет с профилями императоров. Главы семей шествовали степенно, снимали шапки и кланялись при встрече с равными, с достоинством кивали низшим. Молодые люди задорно поглядывали на девок, провожая каждую игривыми замечаниями. Бойкие новгородки в долгу не оставались и возвращали всякое слово «с привесом».

Хаотическое коловращение народа сменилось целенаправленным движением в одну сторону, едва над Новгородом разнеслись звонкие удары. На Торговой стороне размеренно колотили в медное било.

— Пойдем на Ярославово дворище, Иоганн, — предложил Ильину знакомый гость с Великой улицы. — Сегодня сам князь суд и расправу чинить будет.

— Сходим, пожалуй, — ответил Виктор и вопросительно посмотрел на своих спутников — Овцына и Анну.

— С большим удовольствием, — на немецком сказал Василий.

— Я давно уже мечтала об этом, — также на немецком поддержала княжна.

На просторную площадь, обнесенную бревенчатыми стенами, выходили каменные палаты князя и недавно отстроенный деревянный собор. Почти все это пространство было заполнено людьми. Только небольшой пятачок перед крыльцом резиденции Ярослава, окруженный дружинниками, оставался свободен.

Массивное кресло с высокой резной спинкой и подлокотниками, украшенными львиными головами, стояло посреди крыльца на богатом ковре персидской работы. Позади него неподвижно застыли гридни в кольчугах, вооруженные боевыми топорами.

Ярослав появился из приотворенной двери так, словно был он не князем, а мелким служкой. Не было величавости в его манере держаться. Небольшой рост, мелкие черты лица, опушенного редкой рыжеватой бородкой, темные, чуть сощуренные глаза, постреливавшие по сторонам, — все это не вязалось с роскошными одеждами: собольей шубой, крытой византийской поволокой, собольей же шапкой, осыпанной самоцветами, расшитыми бисером и жемчугом красными сафьяновыми сапогами. Ступая неторопливо, явно стараясь скрыть сильную хромоту, князь прошел к креслу, опустился в него и с минуту сидел, водя по толпе своими лукавыми очами. Потом махнул меховой рукавицей тиуну и велел докладывать о тяжбах.

Первыми вытолкнули из толпы на пятачок двух коренастых молодцов. Один из них объявил князю, что его избил кожевенник Жихарь Кривая Щека. При взгляде на физиономию того, что стоял рядом с ним, сразу становилось ясно, кто здесь ответчик. Истец, назвавшийся Неустроем Толстые Пальцы, распахнул полушубок и задрал на груди рубаху. Стали видны запекшиеся ссадины и обширные кровоподтеки.

— Видоков тут не надо, и так все ясно, — рассудил Ярослав, с заметным отвращением рассмотрев следы побоев. — Кривая Щека пусть уплатит три гривны серебра.

— Да он сам надрался! — разом взъярясь, рявкнул Жихарь. — У меня послухи есть: в кружале Толстые Пальцы все бахвалился, что бока мне намнет.

— Давай послухов, — распорядился князь.

Из толпы протиснулось несколько мужиков. Дружинники расступились, пропуская их на пятачок.

— Истинно говорит!.. Правду сказал!.. — разом закричали свидетели.

— По порядку, — поморщился Ярослав.

Опросив всех, он пришел к выводу, что Неустрой и впрямь сам выпросил себе тумаков. А посему приговорил: вменить истцу в платеж то, что его побили, ибо сам этого испрашивал.

Толпа одобрительно загудела. А Ильин подумал, что князь неплохо разбирается в психологии людей. Решение было явно рассчитано на снискание популярности, Ярослав сказал то, чего от него ждали, ему вовсе не было дела до синяков и ссадин пострадавшего.

Потом началась тяжба из-за похищенной лошади. Дело сразу осложнилось тем, что оба — истец и ответчик — поклялись и на Евангелии, и призвали в помощь себе Перуна и Ярилу. Князь постановил прибегнуть к божьему суду и велел дать обоим мечи, дабы в поединке решилось, кто прав.

Оттеснив толпу, дружинники раздвинули пределы свободного пространства, и тяжущиеся принялись яростно махать мечами, выкрикивая угрозы. После нескольких неловких ударов один из них изловчился рубануть противника по бедру. Кровь из поврежденной артерии веером брызнула на белый снег.

Ярослав поднял рукавицу, прекращая поединок. Раненого подхватили под руки и подтащили к ступеням крыльца.

— Поскольку бог указал на тебя, тебе и платить за покражу. Мне продажу — две гривны, а ему — урок в шестьдесят кун.

Побежденный выслушал приговор, повесив голову, и не издал ни слова протеста.

«Неужели он действительно украл? — подумал Ильин. — Или такова всеобщая вера в справедливость божьего суда, что он и пикнуть в свою защиту не смеет?»

Потом перед князем предстал» еще несколько пар — один обвинял соседку в чародействе и «напуске» лихих болестей, другой жаловался на оскорбление холопом, принадлежавшим знатному человеку, третий требовал наказания несостоятельного должника.

И другие решения Ярослава также были основаны на обычаях, близких душе новгородцев. Во всех случаях он демонстрировал свое уважение к преданию, заявлял себя отцом народа. При этом взгляд его прищуренных глаз оценивающе перебегал по лицам стоявших перед ним. Прежде чем вынести приговор, он присматривался к настроениям толпы и решал, как приметил Ильин, обычно в пользу того, за кем было сочувствие большинства.

Старуху, обвиненную в колдовстве, но решительно отрицавшую связь с нечистой силой, и ее противника — толстенного купца — также заставили клясться на Евангелии, а затем принесли из княжеской поварни котел с кипящей водой.

Ответчице первой велели достать камень из кипящей посудины. Бабка скинула душегрейку, закатала рукав, зажмурилась и запустила в котел морщинистую конечность. Выхватив круглый окатыш, она несколько раз подкинула его на ладони и, скривясь от боли, подала тиуну. Потом присела и стала посыпать покрасневшую руку снегом.

Когда пришла очередь истца подвергнуться божьему суду, он с явной робостью подошел к котлу, неся на отлете обнаженную руку. Долго вздыхал, возводя очи к небу, крестился, наконец резко сунулся к кипятку, но едва погрузил в него ладонь, как огласил площадь нечеловеческим рыком и, исступленно тряся рукой, кинулся к сугробу за крыльцом. Дружный хохот толпы лучше всяких слов засвидетельствовал ее симпатии. Ярослав картинно посмеялся вместе со всеми, затем смахнул с глаз несуществующие слезы меховой оторочкой рукавицы и вынес решение: за оговор взыскать в пользу старухи одну куну.